не возвращались. 
      Сам факт обыска, произведенного политической полицией, доказывает, что 
уже тогда Борман не был ничтожным аутсайдером. Мюнхенская полиция давно держала 
под наблюдением представителей нацистской верхушки. Очевидно, у них были 
причины считать, что Борман поддерживал более тесные связи с высшим 
политическим руководством партии, чем предполагала занимаемая им должность. 
Возможно, они надеялись также выведать у него сведения о тайных финансовых 
источниках НСДАП. «Фонд пособий», никому не подотчетный, являлся наиболее 
удобным источником денег, когда партии необходимо было использовать крупные 
суммы, сохраняя в тайне свои финансовые операции. Но, безусловно, полицейские 
детективы не могли заполучить подобную информацию от Бормана, который хорошо 
знал тактику ведения допросов и которого не бросало в дрожь при звякании 
тюремных ключей.
      * * * 
      Именно к секретным фондам Бормана обращалась партия, когда возникала 
нужда в деньгах; за усердие в работе и предприимчивость Гитлер ввел Мартина в 
круг ближайших сподвижников (услуги личного характера, естественно, никогда не 
афишировались). Характерное событие случилось в ночь на 14 марта 1932 года. 
Гитлер, Гесс, Бухлер, Ханфштангль и Борман расположились в угловой комнате на 
первом этаже «коричневого дома», где над рабочим столом Гитлера висел портрет 
Фридриха Великого [98] кисти Ленбаха, и слушали по радио репортаж о ходе 
выборов. Чем дальше — тем больше разочарование. Гитлер проигрывал фельдмаршалу 
Паулю фон Гинденбургу в кампании по выборам президента Германии. Люди, которых 
Гитлер пригласил к себе в полночный час в столь важный момент, были, несомненно,
 самыми близкими его соратниками и, следовательно, влиятельнейшими деятелями 
партии. Общим мерилом здесь была верность — абсолютная преданность, граничащая 
со слепым почитанием. Из их уст никогда не сорвалось ни одно слово противоречия 
или упрека. Отсутствию Геринга и Геббельса имелось объективное объяснение: они 
находились в Берлине и весь вечер поддерживали с фюрером телефонную связь. А 
что же Рем, Штрассер, Розенберг — куда подевались они? Их не пригласили, потому 
что — независимо от хода выборов — в такие часы Гитлер хотел видеть рядом 
только тех, кто никогда не говорил ему «нет». 
      Той ночью радикально настроенные члены партии настойчиво советовали 
фюреру призвать штурмовиков к оружию и, коль не получилось прийти к власти 
посредством выборов, совершить марш-бросок на Берлин и взять ее силой. 
      Борман, которого Ханфштангль назвал «светилом бюрократии», был 
определенно против гражданской войны. Он не доверял клану высших руководителей 
партии, ибо считал их ответственными за плохую репутацию национал-социалистов 
среди значительной части народных масс. Так, уже во время предвыборной кампании 
Гельмут Клоц, бывший старший лейтенант и бывший депутат рейхстага от НСДАП из 
Бадена, опубликовал открытое письмо, обвиняя начальника штаба СА Эрнста Рема в 
гомосексуализме. В памфлете «Лидеры, которым мы поручили руководить 
строительством нашего будущего», разошедшемся по всей стране, Клоц не только 
повторил свои нападки [99] на Рема, но и сопроводил их перечнем прегрешений 
двух дюжин более или менее высокопоставленных нацистов. Борман считал, что 
следует устранить все основания для подобных обвинений, если партия собирается 
продолжить борьбу за голоса избирателей. Однако он не пошел к Гитлеру с этой 
идеей. Поскольку Гинденбург не добился абсолютного большинства, предстояли 
повторные выборы сразу после серии выборов в провинциях. В этом соперничестве 
впечатляющие шествия колонн коричневорубашечников стали намеком на готовность 
маршировавших парней сразить политических противников тяжелым кулаком. Кроме 
того, Рем оставался полезным, потому что наладил хорошие отношения с генералом 
Куртом фон Шлейхером (а значит, и с рейхсвером), а через сына Гинденбурга — и с 
самим конкурентом в борьбе за пост президента рейха. Подобные знакомства могли 
пригодиться в будущем независимо от итогов выборов. 
      Поэтому Гитлер сделал широкий жест, опубликовав заявление о начальнике 
штаба СА: 
      «Вопреки слухам, я не собираюсь отделять себя от моего начальника штаба...
 Я со всей твердостью заявляю: подполковник Рем останется начальником моего 
штаба и после выборов... Никакие глупые и подлые сплетни не изменят этого».
      Гитлер, конечно, знал правду, но отмечал: 
      «Его личная жизнь меня не касается, если хватает осмотрительности 
скрывать ее».
      Такого же мнения придерживался и Борман. 
      По итогам повторных выборов, состоявшихся в апреле 1932 года, Гинденбург 
получил абсолютное большинство, но Гитлер был вполне доволен, ибо набрал более 
двух миллионов голосов. 4 июля новый канцлер Франц фон Папен распустил рейхстаг 
и назначил новые выборы на 31 июля. НСДАП завоевала двести тридцать мест, и 37,
3 процента голосов сделали ее сильнейшей партией. Все приверженцы партии [100] 
убедились, что можно захватить власть законными средствами. Гитлеру 
представился замечательный шанс стать новым канцлером рейха. 
      Мы не будем обсуждать здесь причины неудачи Гитлера в этом предприятии 
или углубляться в перипетии политической борьбы последовавших шести месяцев. 
Нас интересует, как складывалась в этот период судьба Бормана. 
      На первый взгляд Борман оставался незначительным функционером, допущенным 
в круг приближенных, но не оказывавшим влияния на идеи и решения. Гитлеру было 
приятно присутствие товарища по партии, на компетентность, скромность и 
надежность которого он мог положиться. Благосклонность фюрера укрепила позиции 
Бормана в избранном круге адъютантов, личных водителей и телохранителей и 
прочих слушателей, необходимых идолу для самоутверждения. В Мартине Бормане