находившемся в бывшем здании министерства обороны на Бендлерштрассе, а уделил 
особое внимание периферии. В шесть часов вечера заговорщики попытались 
разослать в местные комендатуры приказ арестовать всех рейхсляйтеров, 
гауляйтеров, министров и начальников полиции, а также взять под контроль все 
узлы связи. Однако это распоряжение прошло лишь в отдельные районы. Буквально 
через полчаса все радиостанции прервали вещание и после небольшой паузы 
передали сообщение о покушении на жизнь фюрера и о том, что Гитлер почти не 
пострадал. Таким образом, всем стало известно, что главная цель заговора не 
достигнута. Оборона бунтовщиками захваченных зданий государственных ведомств в 
Берлине стала бессмысленной, итог был предрешен. [405] 
      Хотя большая часть средств связи «Вольфшанце» оказалась временно 
выведенной из строя (начальник армейской службы связи тоже участвовал в 
заговоре), телеграфная система Бормана оставалась в рабочем состоянии. Однако в 
течение двух часов после объявления по радио гауляйтеры напрасно ждали от шефа 
партийной канцелярии новых сообщений и инструкций. Казалось, накал событий на 
какое-то время просто выбил его из колеи{55}, о чем свидетельствовали на 
удивление бессвязные телеграфные послания, отправленные Борманом в партийные 
организации после 9.30 вечера. Он посадил за аппарат свою личную секретаршу 
Эльзе Крюгер, которой передалось его смятение, что стало причиной большого 
числа опечаток. 
      Первые три сообщения были противоречивы и только усилили общую 
растерянность. Гауляйтерам следовало немедленно принять все необходимые и самые 
решительные меры и вместе с тем действовать чрезвычайно осмотрительно. Борман 
просто не знал, что предпринять. Он отделался предписанием «исполнять только 
приказы фюрера Адольфа Гитлера и верных ему руководителей» и ни в коем случае 
не следовать распоряжениям предателей-генералов. Гауляйтерам надлежало 
совместно с начальством местных полицейских сил обеспечить твердый порядок в 
своих округах и немедленно арестовать всех причастных к заговору преступников: 
Фромма, Хюбнера, Витцлебена, фон Штауффенберга и их единомышленников. В третьей 
телеграмме к этому списку был [406] причислен генерал Ольбрихт, обвиненный в 
связях с организованным Москвой комитетом «Свободная Германия». 
      Двадцать минут спустя очередное — уже четвертое — послание наконец-то 
успокоило всех, ибо было выдержано в обычном для Бормана стиле и 
свидетельствовало о нормализации обстановки. Вдохновителем переворота назвали 
генерала Бека, который якобы вознамерился объявить преемником фюрера 
фельдмаршала фон Витцлебена. Рейхсляйтер НСДАП заверил коллег, что заговор 
провалился, и закончил сообщение традиционным «Хайль Гитлер!». 
      Лишь далеко за полночь Борман сообразил, что надо известить соратников по 
партии о подробностях происшествия. В 3 часа ночи — уже наступило 21 июля — 
телеграфные аппараты отстучали двадцать девять строк, в которых содержалось 
чуть больше информации, чем в обращении Гитлера, переданном всеми 
радиостанциями Германии. Тем не менее рейхсляйтер НСДАП сопроводил свое 
сообщение грифом «Секретно». Партийная элита успокоилась; Гиммлер навел порядок 
в резервной армии и полностью контролировал ситуацию в вооруженных силах. В 11.
35 Борман, следуя совету Гиммлера, предписал гауляйтерам не предпринимать 
никаких шагов против армейских офицеров, но тщательно собирать свидетельства их 
враждебных намерений. Рейхсфюрер СС планировал провести широкомасштабную облаву 
и хотел сам взять всю добычу. 
      В списках заговорщиков, упоминавшихся в телеграфных сообщениях и выпусках 
новостей информационных агентств, генерал Фромм неизменно фигурировал на первом 
месте. На самом деле к подготовке переворота он не имел непосредственного 
отношения, а о попытке покушения узнал только днем 20 июля из телефонного 
разговора с Кейтелем. Когда заговорщики предложили ему присоединиться к путчу, 
он [407] отказался, заявив, что не может нарушить «слово чести». После провала 
операции Фромм арестовал пятерых зачинщиков и расстрелял их во внутреннем дворе 
своего штаба. Несмотря на непричастность к заговору, Фромм был арестован и 
долго томился в тюрьме. Его казнили незадолго до окончания войны, но не за 
соучастие в покушении на фюрера, а за то, что он не воспрепятствовал 
заговорщикам своевременно. 
      Каким образом фамилия Фромма попала в составленный Борманом список 
заговорщиков уже вечером 20 июля? Дело в том, что с этим генералом были связаны 
неприятные воспоминания Мартина о своей молодости. В последние месяцы первой 
мировой войны Фромм командовал 55-м полком полевой артиллерии, в котором Борман 
служил денщиком офицера. Будущий рейхсляйтер старательно начищал сапоги 
господина, а тот со всем рвением, на какое был способен, спасал себя и своего 
слугу от передовой. Именно в те месяцы Борман, возмущенный классовым 
неравенством, навсегда возненавидел тех, кто стал свидетелем его унижений и, по 
его мнению, олицетворял собой царившую систему. А таковыми — по воле случая — 
оказались Пфаффер фон Саломон, Рем, Фромм, Герман Геринг. Борман навсегда внес 
эти имена в список своих личных врагов и мстил при всяком удобном случае. С тех 
давних пор он приобрел и «комплекс обуви»: у него было более тридцати пар обуви 
(черные ботинки для формы СС и коричневые — для партийной формы), всегда 
начищенной до блеска. 
      Борман использовал попытку покушения для того, чтобы получить небывалую 
власть в НСДАП. Гитлер подписал указ, согласно которому все без исключения 
партийные функционеры переходили в прямое подчинение начальнику партийной 
канцелярии. Принцип «вассал моего вассала — не мой вассал» [408] был отменен! 
Отныне рейхсляйтер НСДАП росчерком пера мог отправить на передовую любого 
провинившегося партийного клерка. 
      В ночь 20 июля 1944 года Борман прилег вздремнуть всего на полтора часа.