Геббельс считал, что огромное значение в этот [380] момент имело бы 
обращение Гитлера к народу. Повод был достаточно веский: в битве под 
Сталинградом советские войска полностью уничтожили 6-ю армию, и следовало 
обратиться к немцам с призывом собрать воедино все силы, отдать все на нужды 
войны. Однако фюрер ответил отказом — после поражений он никогда не 
оправдывался. Более того, Гитлер считал, что генералы и солдаты опозорили 
немецкое оружие и предали его, отступив от берегов Волги. Они должны были 
погибнуть в бою или покончить с собой, но не сдаваться. Произносить речь 
пришлось Геббельсу. Выступление состоялось на огромной арене дворца 
«Спортпалас». Министр пропаганды не зря слыл талантливым оратором: траурный 
многотысячный съезд вошел в историю как небывалый пример массовой истерии. Речь 
произвела эффект сродни сеансу массового гипноза — с той разницей, что масштаб 
был поистине невероятным. «Хотите ли вы тотальной войны?» — спрашивал он чистым,
 слегка вибрирующим голосом, и после короткой паузы воздух сотрясала чудовищная 
ударная волна ответного вопля, рвавшегося из десятков тысяч глоток. 
      Борман слушал выступление Геббельса по радио в «Вольфшанце» и не мог не 
почувствовать, что косвенным образом оратор очень тонко сформировал негативное 
отношение к нему самому. Всего четыре дня назад он написал Герде, что 
чрезвычайно занят вопросами всеобщей мобилизации и что успешный старт кампании 
— это прежде всего его заслуга. Уже на следующий день после выступления 
Геббельса Герда написала Мартину, что его мать посоветовала продемонстрировать 
приверженность Борманов планам тотальной войны и отпустить на фронт двух-трех 
слуг. Однако Борман грубо ответил, что матери не следует соваться не в свои 
дела. 
      Геббельс решил приступить к активным действиям. [381] Он пригласил к себе 
Шпеера, Функа, Лея и других представителей нацистской верхушки. Тут были: 
доверенный друг Геринга со времен первой мировой войны фельдмаршал Эрхард Мильх,
 министр юстиции Тирак, несколько государственных секретарей. Общее мнение 
состояло в том, что следовало положить конец неразберихе, четко разграничить 
обязанности министерств и возобновить эффективную деятельность кабинета 
министров. Шпеер и Мильх предложили Геббельсу и Герингу совместно возглавить 
эту работу, стать своеобразным объединительным центром. С этой целью 2 марта 
1943 года Геббельс нанес визит Герингу в резиденции рейхсмаршала в 
Оберзальцберге. Они могли спокойно обсудить дела: Гитлер и Борман находились в 
ставке «Вервольф» на Украине. 
      В течение часа Шпеер и Геббельс излагали суть своего плана. Геринг с 
абсолютной убежденностью подтвердил, что такие шаги действительно необходимы, и 
обещал оказать всемерную поддержку. Однако на Геббельса встреча произвела 
удручающее впечатление, и он скептически заметил: «По-моему, Геринг слишком 
долго оставался вне политики и уже не в состоянии заниматься практической 
управленческой работой. И вообще он выглядит слишком уставшим и апатичным. 
Поэтому прежде всего необходимо встряхнуть его, разбудить от спячки». 
      По-видимому, Борман более не нуждался в поддержке Геринга для достижения 
своих амбициозных целей{53}, и тот остался не у дел. Геббельс же верил, что с 
помощью рейхсмаршала ему удастся раскрыть Гитлеру глаза на Бормана и Ламмерса и 
что такой шаг станет величайшей услугой фюреру. 
      Через несколько дней Геббельс известил Лея и [382] Функа об итогах визита 
к Герингу, и те очень обрадовались такому результату. Несмотря на явное 
пристрастие к алкоголю, первый еще сохранял ясность рассудка и так 
охарактеризовал противника: «Борман управляет партией чисто бюрократическими 
методами, и в этом — главная причина ее бездеятельности. Борман не работает с 
массами, умеет исполнять только административную работу и не способен решать 
задачи, с которыми всякий лидер сталкивается на практике». 
      Казалось, заговор приобретал ясные очертания; к нему присоединились все, 
кто еще что-то собой представлял, за исключением Фрика и Гиммлера: первого все 
недолюбливали, а со вторым Геббельс обещал расправиться в свое время. Вскоре 
выдалась подходящая возможность для решительной атаки. В полдень 9 марта 1943 
года Геббельс, заранее предупрежденный Шпеером об отсутствии Бормана, приехал в 
ставку «Вервольф». Пока рейхсляйтер НСДАП демонстрировал членам венгерского 
правительства красоты Баварии, заодно разъясняя гостям основы антисемитизма, 
Геббельс — при поддержке Шпеера — старался «раскрыть фюреру глаза». Причиной 
визита он назвал полную беспомощность берлинских властей и заявил, что фюрер 
недостаточно информирован о деятельности «комитета трех». 
      Впрочем, беседа началась с приятного: Гитлер дал высокую оценку речи 
Геббельса в «Спортпаласе» и назвал ее образцом «истинного пропагандистского и 
психологического мастерства». В отличие от Бормана фюрер полностью одобрил 
антибольшевистскую пропаганду Геббельса. Вторая часть дискуссии имела целью — в 
завуалированной форме, посредством ненавязчивых советов — настроить Гитлера 
нужным образом. В отношениях с церковью (в исполнении Бормана линия партии была 
чрезмерно жесткой) следовало избрать более мирную тактику, чтобы не сеять рознь 
[383] внутри страны; необходимо было приструнить партийных боссов, многие из 
которых преступили рамки морали и вели неподобающе шикарный образ жизни; среди 
сотрудников личной канцелярии фюрера, руководимой Бухлером, — вопиющее 
безобразие! — процветала коррупция. 
      К середине марта Германию охватила мощная волна борьбы с торговцами 
черного рынка; кампания уличала в отсутствии патриотизма тех высокопоставленных 
чиновников, которые приобретали продукты именно на черном рынке; их имена 
предавались огласке. В числе разоблаченных оказались рейхсминистр внутренних 
дел Вильгельм Фрик, рейхсминистр образования Бернхард Руст, рейхсминистр 
сельского хозяйства Вальтер Дарре, глава государственной службы трудоустройства