отправился в Стокгольм. 

Если сравнивать освободительную войну с теми двумя войнами, в которые Финляндия 
была втянута до этого, то бои 1918 года трудно представить в их действительном 
свете. А ведь цели этих трех войн были совершенно различными. Официальные 
источники немало потрудились над тем, чтобы освободительная война превратилась 
в простую гражданскую войну. За подобными измышлениями стоит стремление 
обвинить законные правительство и армию в развязывании войны, но это не скроет 
того факта, что в 1918 году мы защищали неприкосновенность и независимость 
нашего государства. Если бы мы не поднялись на борьбу в 1918 году, Финляндия в 
лучшем случае превратилась бы в автономную область Советского Союза — без каких 
бы то ни было национальных свобод, без настоящей государственности, и нам бы не 
нашлось места среди свободных наций. Мы заплатили за независимость очень 
большую цену, но жертвы и тяготы освободительной войны не будут забыты. Очень 
редко в истории войны доводились до победы с такими незначительными 
материальными потерями, и уж совсем редко военные действия велись столь 
неподготовленными войсками. 

Мне, человеку, который тридцать лет прослужил в армии великой державы и привык 
к ее специфике, было совсем не легко понять ситуацию 1918 года. Особо следует 
отметить, что в освободительной войне главнокомандующий не имел поддержки от 
своего собственного правительства. Мне помогли выстоять мои верные друзья, а 
победу нам принесли героические офицеры и солдаты шюцкора. Финская армия, 
которую даже в собственной стране многие ненавидели и на которую клеветали, 
спасла страну от гибели и создала мощный фундамент для будущего Финляндии как 
независимого государства. 






Переговоры в Лондоне и Париже 


Отъезд из страны не принес мне никаких практических затруднений: у меня не было 
собственного дома, не было никакого имущества. Все необходимое вполне умещалось 
в двух дорожных сумках. Самым тяжелым была отставка из армии, которую я создал 
и к которой крепко привязался. Но я понимал, что если бы в тех условиях остался 
в Финляндии, то не смог бы оказывать никакого влияния на развитие событий. За 
пределами границ моей родины у меня было больше возможностей служить ее 
интересам. Я был абсолютно уверен, что внешняя политика правительства является 
для нас роковой. 

В Стокгольме я встречался со шведскими соратниками по оружию, а также с 
руководством Финляндского комитета. 

Мне была оказана большая честь, когда Его величество король Густав V пригласил 
меня 6 июня на свои именины и вручил мне орден «За заслуги, оказанные Швеции во 
время освободительной войны». Я осмелился спросить, каким образом я заслужил за 
время освободительной войны столь высокую оценку. Его величество ответил: 

— Могу лишь сказать вам, генерал, что только после вашей победы жизнь и в нашей 
стране стала мирной. 

Я понял, что этот знак внимания касался не только меня, но всех наших 
вооруженных сил, поэтому направил командующему армией генералу Вилкману 
телеграмму, в которой сообщил о признании заслуг армии Финляндии. 

Это позволило мне сделать вывод, что шведская кровь, пролитая для защиты 
Финляндии и всего Севера, еще более сплотила наши страны. Будущие отношения 
между Финляндией и Швецией представлялись мне гораздо более светлыми, чем было 
до сих пор, и это искренне меня радовало. 

Во время пребывания в Стокгольме я встречался с послами Великобритании и 
Франции, сэром Эсми Хоуардом и господином Делаво, двумя искренними друзьями 
Финляндии. Они оказали мне большую помощь в моих исследованиях мировой войны. 
Эти господа уговаривали меня срочно отправиться в Лондон и Париж, чтобы 
выступить там в защиту Финляндии. Но поскольку у меня не было публичного 
признания на родине, я считал невозможным выступить с такой посланнической 
миссией по своей личной инициативе. 

Сведения, полученные мною в Стокгольме, были настолько важными, что я все же 
счел себя обязанным доложить правительству о сложившейся ситуации, несмотря на 
наши разногласия. Мне хотелось предостеречь руководство страны от продолжения 
односторонней дружелюбной политики в отношении Германии. Вскоре я понял, что 
мое сообщение было совершенно бесполезным, поскольку на заседании 
Государственного совета оно практически не обсуждалось. Более того, один видный 
член правительства, ссылаясь на собранные мною сведения, заявил, что я 
совершенно не подхожу для службы своему государству.