противника с Владимиром-Волынским. Однако верный момент для использования 
кавалерии был уже упущен. 

Оседлав коней, мы срочно отправились в путь, но ехать пришлось довольно далеко, 
дорога раскисла под дождями, и до места прорыва мы добрались только к заходу 
солнца. Нам предстояло в темноте преодолеть на конях глубокие окопы и 
проволочные заграждения как наших, так и австрийских войск; это было опасно и 
заняло много времени, особенно по той причине, что артиллерия полностью 
разрушила австрийские укрепления. Когда передовой отряд справился с этим 
лабиринтом, появилась новая проблема: карта и местность совершенно не 
соответствовали друг другу. Деревни были сровнены с землей, прежние дороги 
пропали, вместо них появились новые, поэтому ориентироваться оказалось очень 
сложно. Только к утру наши подразделения собрались в условленном месте по ту 
сторону фронта. 

Не имея никаких сведений о ситуации на фронте, я продвигался строго на запад. 
Утром мы столкнулись с пехотными частями австрийцев, которые в течение всего 
дня отходили через Стырь. Поскольку у противника на другом берегу реки были 
сильные укрепления, переправа через реку казалась безнадежным предприятием. 
Поразмыслив, я решил попытаться перейти ее вброд у села Торговица, которое 
располагалось в десяти километрах южнее. Этот брод я знал по императорским 
учениям, проходившим здесь двадцать пять лет назад. 

На следующую ночь не могло быть и речи об отдыхе. С авангардом из гусар 
Ахтырского полка мы прибыли к Торговице на рассвете 7 июня. 

Ожидая прибытия других частей, я отдал приказ артиллерии занять позиции и 
открыть огонь. Очень быстро мы обнаружили, что на противоположном, обрывистом 
берегу Стыри имеются сильные батареи противника и оборонительные укрепления 
пехоты, которые располагались в два «этажа». Здесь также нельзя было 
переправиться через Стырь без жестокого боя, ввязавшись в который мы понесли бы 
большие потери и не смогли бы выполнить полученные мною указания. Поэтому я 
принял решение присоединиться к наступательной операции, которую проводил 
другой корпус немного южнее. Я проехал туда, чтобы подготовить прибытие 
основных сил моей дивизии. Однако после многочасовой артиллерийской перестрелки,
 в которой приняла участие и моя батарея, мы получили приказ о прекращении огня.
 

У меня по-прежнему не было связи со своим корпусом. Утверждалось, что Луцк, 
находившийся в 25 километрах к северу, уже захвачен, и я решил попытаться 
переправиться через реку там. Мы шли всю ночь — четвертую ночь подряд — и к 
утру достигли Луцка, который действительно был взят русскими частями. 

Генерал Деникин, стрелковая дивизия которого участвовала в захвате города, 
разъяснил мне ситуацию, как он ее понимал. Именно сейчас на западной окраине 
Луцка шли бои против пехоты противника. 

Чтобы нарушить сообщение противника с Владимиром-Волынским в соответствии с 
полученными мной указаниями, я решил сначала захватить городок Торчин, стоявший 
на перекрестке дорог в двадцати километрах западнее Луцка. Этот перекресток был 
очень важен для передвижений нашей пехоты и снабжения частей. Прорвать линию 
фронта, чтобы углубиться на территорию противника, оказалось очень сложно, 
жестокие бои продолжались весь день и всю следующую ночь. Это была пятая ночь, 
когда дивизия не слезала с седел, и лошади и люди крайне нуждались в еде и 
отдыхе. На следующий день мы захватили село Боратынь, что к северу от Тор-чина, 
а после полуденного отдыха начался бой за Торчин, который длился всю ночь. 

Теперь надо было двигаться в глубь территории противника по направлению к 
Владимиру-Волынскому. Утром 11 июня, еще до того, как пал Торчин, я 
сосредоточил свои основные силы приблизительно в десяти километрах от него — 
напротив небольшого села. Когда Торчин был захвачен, отступающие колонны 
неприятеля прошли через это село, а следом и моей дивизии удалось прорваться на 
территорию противника. Мы направились в сторону шоссе, ведущего к 
Владимиру-Волынскому, чтобы в двадцати километрах от города перерезать его. Эти 
бои продолжались трое суток. 

Между тем австрийцы бросили в бой свои резервы, и сражение достигло апогея. Я 
получил приказ срочно перебросить дивизию на западную окраину города Киселин 
для прикрытия передислокации пехотных соединений. Солдаты дивизии были страшно 
измотаны, лошади — вконец измождены, поэтому быстро перевести ее на новые 
позиции представлялось очень трудной задачей. 

Дивизия была уже на полпути к Ковелю. Неподалеку от моей колонны возвышались 
несколько холмов. Судя по всему, генерал Деникин, дивизию которого мы оставили 
позади, не видел в них никакого практического смысла. Поскольку генерал не 
позаботился о захвате высот, я решил сделать это по собственной инициативе. Но 
стоило моим частям пойти в атаку, как сражение за эти высоты началось буквально 
со всех сторон. По сведениям, полученным от пленных, мы узнали, что силы, 
атакованные нами, были передовыми частями немецких войск, переброшенных из 
Ковеля. Как видно, начали прибывать резервы из Германии. Я позвонил Деникину и