командовал полковник Краснов, я приказал атаковать в конном строю правый фланг 
отступающих австрийцев, а другой, под командованием полковника Половцева, 
отправил на левый фланг, чтобы он воспрепятствовал прорыву противника со 
стороны Днестра. Наступление началось многообещающе, и противник был отброшен. 
Однако, несмотря на то, что я раз за разом повторял своему левому флангу приказ 
об атаке, со своего наблюдательного пункта я не видел и намека на то, чтобы 
кавказцы начали движение. Их бездеятельность дала противнику возможность 
перегруппироваться, и в итоге он начал контрнаступление в центре. Ситуация 
стала непредсказуемой, мне пришлось отвести войска на исходные позиции. В 
дальнейшем выяснилось, что полковник Краснов просто хотел сохранить своих 
добровольцев! После сражения Великий князь Михаил Александрович осудил действия 
бригадного командира. Наше контрнаступление, в ходе которого мы захватили 
несколько тысяч пленных и большое количество столь необходимого нам оружия, 
имело хотя бы тот смысл, что противник прекратил продвижение вперед. 

В июле и августе моя дивизия обороняла один из участков Днестра и участвовала в 
отражении наступления противника через реки Стрыпу и Серет. (Последнюю не надо 
путать с румынским Сиретом, который впадает в Дунай.) Бои были очень 
напряженные, однако продвижение противника на этом участке мы остановили. 

В течение лета мой «маньчжурский ревматизм» все чаще напоминал о себе, а к 
концу августа уже каждый шаг давался мне с трудом. Поддавшись упорным 
настояниям дивизионного врача, я уехал лечиться на теплые источники Одессы. 
Было довольно мучительно находиться вдали от дивизии, но, с другой стороны, я 
получил хорошую возможность изучить военную и политическую ситуацию, что на 
фронте мне даже в голову не приходило. Беседы с ранеными и больными офицерами, 
которые так же, как и я, проходили курс лечения в Одессе, были полезными и 
интересными. 

Картина, которая получилась в итоге, была гораздо более тревожной, чем мне 
представлялось до сих пор. Хотя гарнизоны и призывные пункты заполняли миллионы 
мобилизованных, которые коротали время в бездействии и были благодатной почвой 
для революционной агитации, в то же время армия к концу года потеряла около 
полумиллиона боеспособных солдат. Во многих дивизиях было всего до двух тысяч 
штыков. Пополнение по-прежнему представляло серьезную проблему, поскольку не 
хватало оружия. Личный состав, прибывающий на фронт, был практически не обучен, 
так что о его участии в боях говорить не приходилось. Тысячи солдат совершенно 
не умели обращаться с винтовкой. Нехватка офицеров и унтер-офицеров становилась 
все более ощутимой. Единственным светлым пятном был Кавказский фронт, где турки 
не так давно понесли тяжелое поражение. Однако те части, благодаря которым эта 
победа стала возможной, были все же гораздо больше нужны на основном театре 
военных действий. 

Ситуация со снаряжением была очень тревожной. Все изнашивалось, пропадало или 
терялось во время боев и отступлений: винтовки, орудия, телефоны, транспортные 
средства, полевые кухни и прочая, и прочая — словом, утрачивалась вся та 
амуниция, которая была столь необходима для войск. Нехватка боеприпасов 
заставляла предельно их экономить. 

С другой стороны, не было и намеков на интенсификацию промышленности. Именно 
этими обстоятельствами можно объяснить военные успехи Центральных держав — 
Германии и Австро-Венгрии. 

Поражения русских войск разрушили надежды на то, что политика на Балканах 
повернется в нужном направлении. Ожидалось, что весной 1915 года к державам 
Антанты присоединится Румыния, но она этого не сделала, а те силы, основной 
целью которых был разрыв связей с Россией, победили. Болгария, все более 
склонявшаяся к Центральным державам, в октябре напала на Сербию. 

Общественное мнение в России было, конечно же, очень возбуждено такой ситуацией,
 поэтому, как всегда, следовало найти козла отпущения. Среди министров, которых 
в этот период отправили в отставку, был и военный министр генерал Сухомлинов. 
На самом деле его просто очернили. Сухомлинову, более чем кому-либо другому, 
вменяли в вину плохую мобилизацию промышленности. Однако эта критика была явно 
не по адресу. Как я уже говорил ранее, в годы, предшествующие войне, Сухомлинов 
вполне удачно занимался реорганизацией армии, а то, что промышленное 
производство оказалось не на высоте, следовало спрашивать, в основном, с 
финансистов и других деятелей. 

В конце августа верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич 
был назначен главнокомандующим Кавказской армией, а верховным стал лично 
император. Великий князь был солдатом до кончиков пальцев и прекрасным 
профессионалом. Он руководил вооруженными силами твердой рукой, и его авторитет 
был значительным не только в армии, но и вне ее. Почти все понимали, что 
император может быть лишь номинальным главнокомандующим и из-за своего тихого и 
нетребовательного характера вряд ли завоюет достаточный авторитет и всеобщую 
популярность в армии. Встав на самой вершине вооруженных сил в столь неудачно 
выбранное время, Николай II поставил под угрозу само существование своей 
династии. Императору, по причине отсутствия его в столице, было трудно следить 
за другими проблемами государства, а этот факт еще в большей степени обусловил