затруднения в доставке боеприпасов. От генерала я услышал, что в 
действительности все обстояло несколько иначе. Он мне объяснил много разных 
вещей. Оказалось, резервы мирного времени истощены, а промышленность, которой 
не хватало сырья, техники и специалистов, не в состоянии быстро удовлетворить 
потребности, соответствующие военной обстановке. Мобилизационные планы для 
промышленности не были разработаны вовремя. Поскольку Франция и Англия еще не 
успели провести мобилизацию своей промышленности, то наша армия в течение 
долгого времени не будет получать помощь от союзников. 

Нехватка артиллерийских снарядов начала чувствоваться уже через шесть недель 
после начала войны. Артиллерия с первых дней имела решающее значение в боевых 
действиях, а пехота привыкла к ее поддержке. Когда эта поддержка начала 
ослабевать, стали расти потери, что, в свою очередь, пагубно отразилось на 
боевом духе, особенно если учесть, что у пехоты тоже появились затруднения с 
оружием и боеприпасами. 

Даже боеспособные части вызывали обеспокоенность. В мирное время к подготовке 
кадров относились легкомысленно, в итоге армия отправилась на войну, имея в 
каждой отдельной роте, батарее или эскадроне не более трех-четырех боевых 
офицеров. В первые месяцы войны потери среди активных офицеров были 
значительными, поэтому нехватка командного состава очень быстро стала просто 
вопиющей. То же самое касалось и унтер-офицеров. Вакансии заполнялись офицерами 
и унтер-офицерами из резервистов, компетенция которых вызывала большие сомнения.
 Людские потери были неожиданно большими — имелись полки, личный состав которых 
насчитывал не более 400 человек. Большая часть армейских подразделений 
оказалась в плену. Нехватка вооружения осложняла комплектацию фронтовых 
соединений, и, несмотря на огромные людские резервы, формирование новых 
войсковых частей сталкивалось с большими затруднениями. Такова была русская 
армия в конце 1914 и начале 1915 годов. 

Совсем неудивительно, что за удачным контрнаступлением русских войск в Польше 
последовал ответный удар. К концу года австрийцы, в свою очередь, нанесли 
контрудар в Галиции и заставили русскую армию отступить на 70 километров от 
Кракова в восточном направлении. Когда же немцы одновременно начали готовить 
наступление в Восточной Пруссии, то для выдвинувшейся далеко на запад русской 
группировки создалась угрожающая ситуация. Поэтому группировка получила приказ 
отойти на 50–100 километров и создать протяженный фронт по линиям рек Бзура, 
Равка и Нида. Вскоре начались жестокие морозы. Русская армия встретила их 
практически без зимнего обмундирования. 

В конце февраля 1915 года мой полк присоединился к армейскому корпусу, 
располагавшемуся в 60 километрах к юго-западу от Самбора. Нас встречал лично 
генерал Брусилов. Когда полк торжественным маршем прошел мимо командующего, он 
пригласил меня в штаб и предложил рассказать о действиях полка в Польше. Затем 
генерал спросил о моих планах. Я ответил, что хотел бы остаться в полку, — 
ходили слухи, будто бы его скоро преобразуют в дивизию. Если что-нибудь будет 
зависеть от него, сказал генерал Брусилов, то вопрос решится положительно. На 
этом мы расстались. 

Вечером, едва мы со штабом сели за обеденный стол, я получил от командующего 
армией телеграмму: мне предлагалось занять место командира 12-й кавалерийской 
дивизии. Прежний командир — генерал Каледин — выбыл из строя по причине ранения.
 Мне было тяжело оставлять полк. Я командовал этим подразделением уже второй 
год и сроднился с ним — мы сообща выносили все тяготы службы и опасности войны. 
Прежде чем штаб закончил обед, пришла вторая телеграмма того же содержания. Я 
решил дать ответ лично и поехал к генералу Брусилову. Поблагодарив командующего 
за доверие, я попросил у него совета: ведь 12-я кавалерийская дивизия была мне 
не знакома, и совсем недавно мы говорили с генералом о возможности совсем иного 
назначения. На это командующий ответил: «Двенадцатая кавалерийская дивизия — 
это такое соединение, что если его предлагают, то от него не отказываются». Мне 
не оставалось ничего другого, как согласиться. 

В штабе 2-го кавалерийского корпуса, располагавшегося неподалеку от Станислава 
[4] , я смог получить сведения о создавшейся военной ситуации от моего нового 
командующего генерала Хана Нахичеванского, который был родом с Кавказа. В 
феврале сильные морозы и труднопроходимая местность помешали развертыванию 
наступления. Ко всему прочему, на нашем южном фланге рвалась вперед только что 
созданная немецко-австрийская объединенная армия. Значительные силы противника 
атаковали слабые русские позиции на Днестре, и все указывало на то, что скоро 
начнется крупное наступление на левом фланге русской группировки в Карпатах. 
2-й кавалерийский корпус должен был сдерживать противника на линии между Прутом 
и Днестром до тех пор, пока на Днестре не будут возведены оборонительные 
укрепления. 

В корпус, помимо 12-й кавалерийской дивизии, входило также отдельное соединение 
из шести кавказских полков, которое получило название «дикой дивизии». В 
составе полков имелось немало представителей кавказских народов, освобожденных 
от всеобщей воинской обязанности. По сути, эти части были сформированы из 
добровольцев самого разного возраста, и порой можно было видеть отца и сына в 
одном строю. Офицеры частично были русскими, частично кавказцами, а командовал