чем окрашивает их. Вместе с тем в текстах приказов главнокомандующего, 
обращений к армии и народу, которых немало в книге, вдруг прорывается высокий 
пафос, и становится ясно, что эти строки писались глубоко чувствующим человеком,
 страдавшим за судьбу своей родины и гордившимся той ролью освободителя, 
которая выпала на его долю. 



«Мемуары» маршала Маннергейма вышли в свет уже после его смерти, в 1952 году, 
были переведены на многие языки. Теперь эта книга становится достоянием 
российских читателей. Издательство пошло на значительные сокращения 
«Мемуаров» — в них очень много деталей и незначительных фактов, которые 
затруднили бы восприятие книги широкой читательской аудиторией. Однако 
сохранено главное — пристальное внимание автора к военной истории и политике, 
личное отношение к тем событиям, участником которых он был. 




Часть I 





Первые десятилетия офицерской карьеры 


Моя служба в царской армии России началась со случая, который оказал решающее 
влияние на мою жизнь. Я имею в виду отчисление из кадетского корпуса в 
Финляндии и поступление в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге. 

В скромных вооруженных силах, которые могло содержать Великое княжество 
Финляндское после присоединения к Российской империи, кадетский корпус в Хамина 
занимал особое место. Только в 1878 году был издан закон о всеобщей воинской 
обязанности, на основе которого, в дополнение к уже ранее существовавшему 
гвардейскому стрелковому батальону, в 1881 году были созданы еще восемь 
стрелковых батальонов и позднее — драгунский полк. На своей родине эти 
соединения были очень популярны, а в империи финские стрелки многие годы 
пользовались прекрасной репутацией. Офицеров для этих соединений готовили в 
авторитетном учебном заведении, которое было основано еще при шведах, а с 1821 
года носило название кадетского корпуса Финляндии. Многие воспитанники корпуса 
снискали глубокое уважение за служение своей родине. Некоторые после сдачи 
выпускных экзаменов переходили на гражданскую службу, но основная часть 
продолжала обучение на трехлетних специальных курсах для того, чтобы продолжить 
военную службу в Финляндии или, если они этого хотели, в царской армии, в 
которой многие бывшие кадеты проявили себя с самой хорошей стороны. 

Мне исполнилось 15 лет, когда в 1882 году я поступил в кадетский корпус 
Финляндии. Я был первым из трех поколений Маннергеймов, кто посвятил себя 
военной карьере. Однако в восемнадцатом веке почти все мужчины моего рода 
выбирали эту карьеру. 

Для кадетского корпуса были характерны усердный труд и железная дисциплина. 
Малейшие отклонения от правил пресекались драконовскими мерами, в первую 
очередь лишением кадетов свободы. Дисциплина в младших классах зависела также 
от товарищеского суда, который был создан из учащихся двух старших классов с 
правом вынесения наказаний. У каждого младшего кадета был также и так 
называемый опекун, обязанный следить за его учебой и поведением. Но атмосфера в 
корпусе была превосходная, а товарищеские отношения, возникшие в ней, 
оставались крепкими при любых превратностях судьбы. 

Специфичность и особое положение вооруженных сил Финляндии, в том числе и 
кадетского корпуса, оказывали бесспорное влияние на обучение. Преподавательский 
состав менялся очень редко, и многие наставники отличались оригинальностью. 
Руководителем корпуса долгие годы был генерал Неовиус, происходивший из очень 
одаренной семьи, — хороший воспитатель и администратор, отличавшийся, правда, 
по временам весьма воинственным темпераментом. В сословном представительстве 
города Хамина он выражал интересы буржуазии, и кадеты прозвали его «буржуйским 
генералом». 

Когда в 1885 году на смену генералу Неовиусу пришел генерал Карл Энкелль, 
крутой и строгий солдат, выслужившийся в штабе генерала Скобелева на турецкой 
войне, в корпусе повеяли ветры перемен. Кадетам пришлось познакомиться с новыми 
манерами обучения. В результате я в течение двух месяцев не мог сделать и шага 
за пределы корпуса — причиной тому были небольшие прегрешения и нарушения 
распорядка, которые, по мнению современных педагогов, можно считать просто 
пустяками. Этот арест был для меня нетерпимым, и в один из пасхальных вечеров 
1886 года я решил пренебречь запретом. Соорудив из своей военной формы очень 
правдоподобную, на мой взгляд, куклу, я уложил ее на койку и отправился в