еловек, очень 
трудно 
заставить их спозаранку складывать вещи. Помещение очень простое, с гостиной, 
столовой, 
спальней, ванной, маленькой кухней и длинным узким небольшим патио. В гостиной, 

столовой и спальне стоит несколько раскладушек. Позже мы выяснили, что их 
ставят на 

ночь, а днем сворачивают»140. 

Эта квартира принадлежала Марии Антонии Гонсалес, немолодой кубинке, 
эмигрировавшей с Кубы после переворота Батисты. Она занималась приемом и 
размещением 
кубинцев, начавших прибывать в Мексику. У Марии Антонии был свой счет к 
Фульхенсио 
Батисте и его режиму. Ее родной брат не оправился от пыток в одной из кубинских 
тюрем и 
умер вскоре после приезда в Мексику. 

Мария Антония была замужем за мексиканцем и в своем квартале в Мехико 
пользовалась авторитетом. Зная, какой интерес вполне естественно будут 
проявлять к 
кубинским эмигрантам местные спецслужбы, она посоветовала кубинцам разработать 
систему паролей и условных знаков для входа в «штаб–квартиру». Именно в ее доме 

состоялась, как оказалось впоследствии, судьбоносная встреча Фиделя Кастро с 
Эрнесто 
Гевара де ла Серной, молодым аргентинским врачом, прибывшим из Гватемалы, 
исключительным человеком, про жизнь и смерть которого написаны сотни книг и 
статей, 
который в современном мире стал настоящей иконой леворадикальных движений и 
молодых 
бунтарей. 

«Я думаю, что он был не только интеллектуалом, но и самым совершенным человеком 

нашей эпохи», – сказал о нем выдающийся французский философ и писатель Жан Поль 

Сартр. Не менее выразительны строки кубинского писателя Десноэса: «Должно быть, 
Че был 
ослепительным, раз самые темные люди загорались, когда он проходил мимо». Он не 
просто 
нравился женщинам, а был ими обожаем. Для подавляющего большинства тех, кто 
знает 
биографию Эрнесто Гевары, читал его произведения, Че останется самым 
неисправимым 
романтиком, тем юношей, который когда–то сказал в лицо богатому отцу своей 
первой 
возлюбленной Чичи–ны: «Мой смысл жизни? Я хочу делать благие дела, без 
какой–либо 
личной выгоды». 

Легендарное прозвище «Че» приклеилось к Эрнесто Ге–варе де ла Серне таким 
образом. В общении с кубинцами Эрнесто часто пересыпал свою речь присущим 
аргентинцам междометием «че» – по–испански «Эй ты! Ну!». В Аргентине это не 
просто 
обращение, оно несет определенную смысловую нагрузку и даже может переводиться 
как 
«хороший парень». На родине Гевары часто говорят: «Привет, Че, как дела, Че?» 
Однако для 
кубинцев такое «простонародное» и отчасти вальяжное обращение было нетипичным и 

несвойственным. Они сначала подсмеивались над аргентинцем, а потом привыкли. 
«Он 
относился к людям с симпатией, – вспоминал Фидель Кастро. – Он был из тех людей,
 
которые добиваются расположения своей натуральностью, простотой, дружелюбностью 

<… > 

Никто не скрывал своей симпатии к Че, потому что он ездил по Латинской Америке, 

посетил Гватемалу, видел нанесенный североамериканскими компаниями вред, знал о 
нашей 
борьбе на Кубе, разделял наши идеи. Мы встретились, поговорили с ним, и именно 
тогда он 
к нам присоединился. Он знал также, что в нашем движении было мало буржуазии, 
что мы 
собирали революцию для национальной свободы, для антиимпериалистической 
революции, 

140 Тайбо II П. И. Гевара по прозвищу Че. С. 91. 


но еще не затевали социалистическую революцию. социалистическую революцию. 

<…> в Мексике были такие случаи