В середине учебного года распространился слух о включении впервые в курс 
военной истории Отечественной войны 1812 года, для чего должен был специально 
приезжать из Вильно генерал Харкевич. Розданные нам на руки первые страницы его 
еще не сброшюрованного труда оказались достаточно занимательными. Но сам 
Харкевич быстро нас разочаровал: так мало он походил на нашего общего любимца 
Михневича. Мундир генерального штаба совсем не шел к его полуштатской 
профессорской фигуре. 

Судьба привела меня под его прямое начальство в русско-японскую войну, на 
которую Куропаткин, как рассказывали злые языки, выписал Харкевича в качестве 
своего историографа. Таковым только он, должно быть, и чувствовал себя в боях 
под Ляояном, когда галопировал с нами, отыскивая в самый критический момент в 
высоких зарослях гаоляна собственного командующего армией. А ведь он был 
генерал-квартирмейстером армии! Мы, молодые генштабисты, про себя возмущались 
подобной дезорганизацией штабной службы, но Харкевич, с присущим ему 
профессорским равнодушием к практике, объяснял: 

- Это, господа, уже не бой, а сражение. 

Ни нам, ни армии от таких определений легче не было. 

Колюбакин, высказывавший на младшем курсе оригинальные и здравые военные мысли, 
шедшие вразрез со школьным изложением тактики, на старшем курсе, читая часть 
стратегии, стал повторяться, и его постоянные словечки послужили даже темой для 
стихотворной сатиры на теорию военного дела. 

Вот как наши доморощенные поэты излагали принцип неизменности основных законов 
войны: 

Сражался голый троглодит, 

Как грубым свойственно натурам, 

Теперь же просвещенный Бритт 

Трепещет в хаки перед Буром. 

Но англичанин и дикарь 

Хранят все свойства человека: 

Как били морду прежде, встарь, 

Так будут бить ее до века... 

А вот еще о значении элемента местности: 

Нельзя сражаться в облаках, 

А шар земной совсем не гладкий... 

и т. д. с заключительным выводом: 

Пред боем, попивая чай, 

По карте местность изучай! 

Колюбакин, правда, был единственным из наших теоретиков-профессоров, 
подчеркивавшим значение психологического элемента в военном деле. 

Самым же большим пробелом в нашей подготовке была полная неосведомленность о 
современной военной технике. Не нужно думать, что курс артиллерии в чем-нибудь 
касался ее применения в бою; это было только довольно поверхностное 
ознакомление с материальной частью. На курсе же тактики хоть и упоминалось о 
значении сосредоточенного артиллерийского огня, но в качестве примера нам 
представляли чуть ли не стопушечную батарею Лористона, обеспечившую победу 
Наполеона под Ваграмом в 1809 году. 

Главное внимание в уставах и учебниках уделялось пресловутому выбору 
артиллерийских позиций - то за гребнем, то перед гребнем, но о силе и 
могуществе артиллерийского огня никто не дал нам наглядного представления. 
Поэтому когда японцы сосредоточили огонь батарей, разбросанных по фронту, на 
участке, намеченном для атаки, то этот прием оказался для нашего командования 
неприятнейшим сюрпризом. 

С пулеметами нас тоже познакомили только наши враги, на войне; надо полагать, 
что пулемет тогда еще лишь изучался в какой-нибудь из ученых комиссий или в 
артиллерийском комитете.