училищ, за исключением иностранных языков, курс которых давал возможность 
полного овладения французским и немецким языками. 

Для поступления в корпус требовался предварительный высочайший приказ о 
зачислении в пажи, что рассматривалось как большая честь, на которую имели 
право только сыновья генералов или внуки полных генералов - от инфантерии, 
кавалерии и артиллерии; редкие исключения из этого правила делались для детей 
старинных русских, польских или грузинских княжеских родов. Вследствие 
сравнительно малого числа кандидатов вступительный конкурсный экзамен был не 
очень труден. 

Пажи специальных классов, и главным образом унтер-офицеры, носившие звание 
"камер-пажей", несли дворцовую службу, что, по мнению юнкеров, снижало их 
военную подготовку. 

С тех пор как юнкерские шпоры 

Надели жалкие пажи, 

Пропала лихость нашей школы...

пелось в песне юнкеров Николаевского кавалерийского училища. 

Зависть к пажам со стороны юнкеров усугублялась правом пажей выходить по 
собственному их желанию во все роды оружия, до артиллерии и инженерных войск 
включительно, становясь автоматически, при выходе в офицеры, выше юнкеров. 
Рядовой паж, окончивший последним Пажеский корпус, становился в полку старшим 
среди лучших портупей юнкеров, а фельдфебель пажеской роты считался старшим 
среди фельдфебелей всех военных училищ. В случае выхода в армию, а не в гвардию,
 пажи получали попросту целый год старшинства в чине. 

Специальные классы были размещены в особой пристройке, составлявшей крыло 
главного здания. 

В минуту моего приезда в корпус рота была на строевых занятиях. В спальной 
человек на пятьдесят меня встретил бледнолицый стройный юноша Левшин - мой 
будущий однополчанин. Его маленькое желтое личико на длинной тонкой шее, впалая 
грудь, вялые аристократические манеры невольно вызвали во мне воспоминание о 
киевских, здоровых и грубоватых, моих товарищах. 

Он показал мне помещение и прежде всего исторический белый зал с портретами 
монархов и белыми мраморными досками, на которых красовались высеченные 
золотыми буквами имена первых учеников по выпускам с самого основания корпуса. 

Я поспешил найти здесь имена дяди, Николая Павловича Игнатьева, выпуска 1849 
года, и отца - 1859 года. 

Тут же рядом я увидел год без фамилии окончившего, и мне объяснили, что здесь 
было имя князя Кропоткина, стертое с доски по приказанию свыше за то, что 
Кропоткин стал революционером. Мне вспомнилось это в Париже, в 1922 году, когда 
Трепов, бывший министр и бывший паж, возглавлявший эмигрантский "союз пажей", 
прислал мне письмо с извещением об исключении меня навсегда из пажеской среды; 
стереть мою фамилию с мраморной доски выпуска 1896 года было уже не в их власти.
 

На стене в классе я увидел список пажей, составленный по старшинству баллов, 
полученных при переходе из седьмого класса корпуса; моя фамилия, как 
перешедшего из армейского кадетского корпуса, стояла последней, и я понял, что 
придется затратить немало усилий, чтобы отвоевать себе то же место, которое я 
занимал при выходе из Киевского корпуса. 

Но уже через час-другой я испытал, что значило поступить в корпус со стороны, 
да и вообще попасть на положение "зверя", то есть пажа младшего специального 
класса. 

В конце спальной стоял, небрежно опираясь на стол, дежурный по роте камер-паж, 
и перед ним в затылок стояли мы, "звери", являвшиеся к дежурному: одни - ввиду 
прибытия, другие - для увольнения в отпуск. 

В гробовой тишине раздавались четыре четких шага первого из выстроенных, 
короткая формула рапорта, а затем, с разными оттенками в голосе, крикливые 
замечания: 

- Близко подходите! 

- Плох поворот! 

- Каска криво!.. Тихо говорите! - И опять: - Плох поворот! Наконец 
торжественный приговор: