выполнения обязанностей от каждого солдата. Будь то во взводе или батальоне, но 
если появляются любые признаки колебаний или отказа от выполнения своих 
обязанностей со стороны какого-либо лица, то они должны быть быстро и 
решительно подавлены. Солдаты не последуют с уверенностью за своим командиром в 
бой, если знают, что их начальник не потребует от каждого в подразделении в 
полной мере выполнять свои обязанности. Когда свистят пули, а безопасность и 
благополучие каждого в подразделении зависят от добросовестного выполнения им 
своих обязанностей, солдаты не потерпят слабовольного командира. Поступок 
Паттона, если бы он был совершен в боевых условиях, в рамках атакующего взвода, 
не стал бы проступком. Это был бы просто инцидент в бою, никто даже не придал 
бы ему значения, разве что подумал бы, что такой командир не простит трусости. 

Но в силу условий и места, где произошел инцидент, проступок Паттона был 
серьезным, тем более что его совершил человек, имеющий высокое звание и 
служебное положение. Избиение рядового солдата и оскорбление его в условиях 
госпиталя было по меньшей мере жестокостью, хотя и объяснялось исключительно 
напряженным состоянием, в котором находился сам Паттон. При развитии успеха и 
преследовании противника требуется такой начальник, который не признает ничего, 
кроме необходимости идти вперед; чем больше он гонит людей вперед, тем больше 
жизней своих подчиненных он спасет. Он должен быть равнодушным к их усталости и 
безжалостно требовать от них отдать последние силы. 

Все это я хорошо понимал и мог объяснить случившееся самому себе, хотя его 
поступок возмутил меня. Я считал, что Паттона нужно спасти для выполнения им 
своей роли в больших сражениях, которые нас ожидали и Европе, и тем не менее я 
должен был найти пути и средства, чтобы свести к минимуму урон, который 
принесет этот его импульсивный поступок, и увериться, что подобное больше не 
повторится. Я тогда был очень занят разработкой планов вторжения в Италию и не 
мог немедленно выехать на остров. В этих условиях я послал на Сицилию троих 
человек, к суждению, такту и честности которых относился с большим доверием. 
Одного из них я направил к генералу Паттону, другого - в госпиталь, где 
произошел инцидент, а третьему поручил посетить дивизии армии генерала Паттона, 
чтобы на месте удостовериться в степени распространения этой истории среди 
солдат и выяснять их реакцию на это. Я хотел не только получить доклады из 
разных источников, но и провести как можно быстрее полное расследование этого 
случая. 

В результате расследования я пришел к выводу, что нужно сохранить Паттона. Я 
написал ему резкое письмо с выговором, в котором предупредил, что повторение им 
подобных проступков послужит причиной немедленного его отстранения с поста 
командующего. 

Результаты Сицилийской кампании имели более глубокие последствия, чем просто 
разгром вражеского гарнизона. Напыщенный Муссолини был свергнут. Признаки 
неспокойствия и неудовлетворенности в итальянском народе становились все более 
заметными, и было очевидно, что Италия ищет наиболее легкого пути для выхода из 
войны. На место Муссолини в качестве премьера был поставлен старый фельдмаршал 
Пьетро Бадольо. Первые заявления премьера указывали на намерение его 
правительства продолжать войну, но было ясно, что это заявление сделано в 
надежде успокоить немцев и дать итальянцам возможность избежать репрессий со 
стороны высокомерного союзника. 

На самом деле надежды Италии на независимые от немцев переговоры о капитуляции 
были слишком слабыми, потому что Муссолини позволил или был вынужден 
согласиться с проникновением во все итальянские правительственные органы 
бесчисленного количества немцев, готовых наброситься на союзника при первых 
признаках отказа от альянса и взять под свой контроль итальянский народ как 
формально, так и по существу. Однако несмотря на бдительность немцев, 
итальянское правительство, стремясь вступить с нами в контакт, послало агента в 
Лиссабон. Я направил туда двух своих доверенных офицеров - генерала Смита, 
начальника моего штаба, и бригадного генерала Кеннета Стронга, начальника 
разведки, позднее генерал-майора, - в качестве эмиссаров при подготовке 
безоговорочной капитуляции итальянских войск. 

Затем началась серия переговоров, секретных обменов мнениями, тайных поездок 
секретных агентов и частых встреч в условленных местах. Составлялись различного 
рода планы, которые тут же отменялись в силу изменения условий. Одним из этих 
планов предусматривалась высадка крупного воздушного десанта возле Рима. В 
самый последний момент то ли страх итальянского правительства, то ли переброска 
немецких резервов, о которой нам сообщили итальянцы, - я так и не узнал, какая 
из этих причин, - вынудили их отказаться от намеченного плана. Но между тем 
бригадного генерала Максуэлла Тейлора, позднее храброго командира 101-й 
воздушно-десантной дивизии, в спешном порядке тайно доставили в Рим, где его 
личные приключения и приключения сопровождавшего его товарища составили еще 
одну яркую страницу всей этой захватывающей истории. За всю войну я не просил 
ни одного другого агента или эмиссара идти на такой риск, на какой шел Тейлор. 
Имея столь трудное поручение, он выполнил его безукоризненно, каждую минуту 
рискуя быть раскрытым и встретить свою смерть. 

Итальянцы отчаянно желали капитулировать. Однако они хотели сделать это, только