победительно, радостно, но чувствовал он себя совершенно разбитым. Он почти не 
спал трое суток; сейчас была глубокая ночь, он хотел, чтобы все это побыстрее 
закончилось. В два часа сорок одну минуту ночи Стронг ввел Йодля в кабинет 
Эйзенхауэра. Эйзенхауэр сел за свой стол. Йодль поклонился и встал по стойке 
"смирно". Эйзенхауэр спросил, понимает ли Йодль условия капитуляции и готов ли 
их выполнять. Йодль ответил "да". Эйзенхауэр затем предупредил его, что тот 
будет лично отвечать за нарушение условий капитуляции. Йодль снова поклонился и 
вышел. Эйзенхауэр вошел в штабную комнату, собрал офицеров ВШСЭС (Кей и Батчер 
тоже смогли прошмыгнуть внутрь) и вызвал фотографов, чтобы запечатлеть событие 
для вечности. Эйзенхауэр подготовил короткое сообщение для печати и записал 
свое радиовыступление. Когда ушли журналисты, настало время послать сообщение в 
ОКНШ. Каждый внес свою лепту в подготовку соответствующего документа. "Я тоже 
попытался написать свой вариант, — вспоминал позднее Смит, — и, как все мои 
сотрудники, искал звонкие фразы из времен рыцарства, которые соответствовали бы 
величию выполненной задачи"*34.
       Эйзенхауэр молча слушал и наблюдал. Каждый последующий вариант был 
напыщеннее предыдущего. Верховный командующий, наконец, поблагодарил всех, 
отверг все предложения и продиктовал сообщение сам: "Задача, стоявшая перед 
союзными силами, выполнена в 02.41 местного времени 7 мая 1945 года"*35.
       Он сумел еще ухмыльнуться перед камерами, поднять ручки в виде буквы "V",
 символизирующей победу, и пройти не хромая. После подписания последнего 
сообщения он уже заметно хромал. "Насколько я понимаю, событие требует бутылки 
шампанского", — вздохнул он. Кто-то принес шампанское; под слабые возгласы его 
открыли. На всех давила страшная усталость, вскоре все пошли спать.
       Это было не похоже на то, о чем Эйзенхауэр мечтал все три года. С того 
времени как он расстался с Мейми в июне 1942 года, он жил ожиданием этого 
момента. "Когда закончится война" — предвкушение этого чудесного момента 
поддерживало его в самые тяжелые минуты. Когда немцы капитулируют, все снова 
станет на свои места. Мир будет обеспечен, он сможет вернуться домой, его 
ответственность падет с плеч, долг будет выполнен. Он сможет сидеть у тихой 
речки с поплавочной удочкой и рассказывать Мейми о тех забавных вещах, о 
которых он не имел времени написать в письмах.
       К началу 1945 года он был вынужден несколько изменить свои фантазии, 
поскольку стал понимать, что как главе американских оккупационных сил ему 
придется остаться в Германии по крайней мере на несколько месяцев после 
немецкой капитуляции. И все же он лелеял мысль, что Мейми сможет приехать к 
нему сразу после окончания боев. А теперь у него появилось противное ощущение, 
что даже это едва ли будет возможно.
       А что касается свободы от ответственности, принятия решений и от груза 
командования, то он уже осознал, что эти мечты абсолютно беспочвенны. И хуже 
всего, он уже боялся того, что безопасность мира находится под угрозой. В его 
окружении было достаточно офицеров, которые с одобрением прислушивались к 
немецким шепоткам об антикоммунистическом союзе; с другой стороны, подозрения 
русских о мотивах Запада, по его мнению, граничили с паранойей (еще до того как 
лечь спать, Эйзенхауэр получил послание, в котором русские не признавали 
капитуляции в Реймсе и настаивали еще на одном подписании в Берлине). Это 
заставляло его усомниться в том, что с русскими вообще можно сотрудничать в 
восстановлении Европы. Отправляясь спать утром 7 мая, Эйзенхауэр чувствовал 
себя самым паршивым образом.
       Но настроение Эйзенхауэра не мешало ему окинуть мысленным взором, что он 
совершил и что необходимо было отпраздновать, если бы у него нашлись силы. Все 
дело в том, что он, в отличие от Смита, не искал рыцарских сравнений для 
совершенного Дуайтом Д. Эйзенхауэром во второй мировой войне — что он выдержал, 
какой вклад внес в окончательную победу, какое место занял в военной истории.
       К счастью, Джордж К. Маршалл, который, если не считать самого 
Эйзенхауэра, более других способствовал его успехам, отвечая на его последнее 
военное послание, говорил, обращаясь к нации и ее союзникам, а также ко всей 
армии США: "Вы завершили свою миссию величайшей победой в военной истории, — 
начал Маршалл. — Вы управляли с невиданным успехом самой мощной военной силой, 
когда-либо собранной на этой планете. Вы успешно преодолевали все возникавшие 
трудности, связанные с различными национальными интересами и международными 
политическими проблемами небывалой сложности". Эйзенхауэр, по словам Маршалла, 
сумел справиться с неисчислимыми снабженческими проблемами и военными 
препятствиями. "Во всех этих испытаниях со времени прибытия в Англию три года 
назад вы проявляли бесстрашие в действиях, рассудительность и терпимость во 
мнениях, а также смелость и мудрость в военных решениях.
       Вы творили великую историю в интересах человечества, и вы 
демонстрировали те качества, которые составляют надежду и славу офицера армии 
Соединенных Штатов. Примите мое восхищение и искреннюю благодарность"*36.
       Это была самая высокая похвала от самого лучшего адресата. И она была 
заслуженной.
       Эйзенхауэр заслужил похвалу тем, что, разумеется, отдавал делу все свое 
время, энергию и страсть, но прежде всего благодаря своему уму, талантам и 
умению руководить людьми. И, конечно, он был удачлив — в своих назначениях, 
помощниках, подчиненных и начальниках, в своих оппонентах, в погоде в день "Д", 
— ему так часто везло, что "Эйзенхауэрово везение" вошло в поговорку. Но своим 
успехом он обязан далеко не одной только удаче. Одним из его отличительных 
командирских качеств было внимание к деталям, сочетающееся с интуитивным 
знанием, на какие детали стоит обратить внимание. Его предвидение погоды в день 
"Д" — это не слепая удача. Целый месяц перед 6 июня в своем перегруженном