приезжал к нему.
       Просьба Монтгомери 7 сентября была особенно бестактной, поскольку 
Эйзенхауэр повредил колено и каждое движение причиняло ему боль. Несчастный 
случай произошел 2 сентября, когда Эйзенхауэр возвращался в Гранвиль из Версаля 
со встречи с Брэдли и Пэттоном. Б-25 Эйзенхауэра был неисправен, и он пересел в 
маленький Л-5, самолет с единственным пассажирским местом ограниченного радиуса 
действия, предназначенный для связной работы. Налетела гроза; пилот потерял 
ориентировку и не смог найти взлетно-посадочную полосу. У Л-5 кончалось горючее,
 и они совершили вынужденную посадку на побережье. Эйзенхауэр выпрыгнул из 
самолета, чтобы помочь пилоту вытолкнуть самолет за линию прилива, 
поскользнулся на сыром песке и подвернул ногу. Пилот помог ему доскакать через 
соляное болото до дороги, и проходящий джип подвез их до Гранвиля.
       Мокрый, усталый, грязный Эйзенхауэр не мог передвигаться самостоятельно, 
в спальню его поднимали Двое адъютантов. Колено опухло. Из Лондона прилетел 
врач, который велел ему оставаться в постели целую неделю; несколько дней 
спустя, когда опухоль спала, врач наложил на колено Эйзенхауэра гипсовую 
повязку.
       Из постели Эйзенхауэра открывался великолепный вид на гору Сен-Мишель, 
но настроения это ему не поднимало. В ушах у него звенело, видимо, — как он 
считал — из-за повышенного кровяного давления (которое он не позволял врачам 
измерять из-за боязни, что его отошлют домой); боль в колене отнимала силы; его 
раздражали все подчиненные — и американцы, и британцы. Более всего его бесило 
то, что даже по спальне он мог передвигаться только с костылями или палкой.
       Боль не отпускала; две недели спустя он писал Мейми, что принимает 
ежедневные лечебные процедуры, полтора часа прогреваний и массажа, но это мало 
помогает. Чуть позднее он писал ей же, что "нога поправляется, но не так быстро,
 как это бывало в тридцать лет, мне уже почти пятьдесят четыре. Все нормально, 
если не считать боли, и я должен быть... осторожным! Очень раздражает"*6. До 
конца войны колено продолжало беспокоить его, время от времени вынуждая 
проводить один-два дня в постели, а то и пользоваться тростью или костылями (но 
никогда на людях).
       Монтгомери знал о травме, но все же решил, что лучше Эйзенхауэру 
приехать в Брюссель, чем ему — в Гранвиль, и это несмотря на соответствующую 
просьбу Эйзенхауэра. Поэтому днем 10 сентября Эйзенхауэр вылетел в Брюссель. 
Сесть в самолет для Эйзенхауэра было болезненным испытанием, а выйти из него — 
делом совершенно невозможным. Так что Монтгомери отправился на борт самолета, 
вынув последнюю директиву Эйзенхауэра из кармана и размахивая руками, 
Монтгомери разбил этот план в пух и прах, не стесняясь в выражениях, обвинил 
верховного командующего в нечестности, предположил, что войну ведет Пэттон, а 
не Эйзенхауэр, потребовал, чтобы ему был возвращен контроль над всеми наземными 
операциями, и заверил, что двойной удар закончится провалом.
       Во время всей этой гневной тирады Эйзенхауэр сидел молча. Но в первую же 
паузу, когда Монтгомери остановился перевести дыхание, Эйзенхауэр наклонился 
вперед, положил руку на колено Монтгомери и сказал: "Спокойно, Монти! Вам 
нельзя говорить со мной таким образом. Я ваш босс"*7.
       Монтгомери пробормотал извинения. Затем он предложил, чтобы 21-я группа 
армий одна совершила бросок через Арнем на Берлин. Эйзенхауэр, по свидетельству 
присутствовавшего Теддера, считал, что "это чистая фантастика говорить о марше 
на Берлин с армией, которая большинство своих снабженческих ресурсов пока еще 
не вывезла с побережья". Монтгомери настаивал, чтобы все ресурсы направлялись 
ему, но Эйзенхауэр отказался даже обсуждать такую возможность. Позднее 
Эйзенхауэр напишет в своем дневнике: "Предложение Монти очень простое, оно дает 
ему все, а это безумие"*8.
       Сидя в Б-25 Эйзенхауэра на брюссельском аэродроме, верховный командующий 
и фельдмаршал проспорили еще час. В конце концов Эйзенхауэр согласился на план 
с кодовым названием "Маркет-Гарден", который, как утверждал Монтгомери, 
принесет большие результаты. Он предусматривал форсирование Нижнего Рейна в 
Арнеме, Голландия, совместно с воздушно-десантной армией и 2-й британской 
армией.
       Эйзенхауэр согласился на этот план, потому что, как и Монтгомери, хотел 
получить опорный плацдарм за Рейном еще до того, как выдохнется наступление. 
Ему также нравилась идея использования воздушно-десантной армии в большой 
операции. Но операция "Маркет-Гарден" имела и явные недостатки. Продвигаясь на 
север, а не на восток от бельгийско-голландской границы, 2-я армия открывала 
зазор между своим правым флангом и левым флангом 1-й армии. Чтобы закрыть его, 
Ходжесу потребуется растягивать свои дивизии влево, что означало даже более 
широкий фронт, чем ранее, и более растянутые полосы наступления для всех. 
Направление наступления уводило 21-ю группу армий от Рура и добавляло на пути 
еще одну реку для форсирования. Но что хуже всего, она отдаляла время открытия 
Антверпенского порта.
       . Антверпен всегда играл важную роль в планах операции "Оверлорд". Это 
был самый большой порт Европы и ближайший к сердцу Германии. ВШСЭС считал, что 
без Антверпена нельзя провести ни одной крупной операции в Германии. И все же 
Эйзенхауэр позволив Монтгомери проигнорировать Антверпен ради безрассудной 
операции в Арнеме, которая не приносила значительных результатов даже в случае 
успеха. Эйзенхауэр сам говорил: "Нет смысла подходить туда [к Западному валу], 
пока у нас нет сил что-нибудь там сделать"*9. Но поскольку он разрешил 
наступление Пэттону и поскольку не настоял на Антверпене, именно так и 
произошло. Это была его самая крупная ошибка за всю войну.
       Монтгомери, нацелившийся на Арнем, материально-техническое снабжение,