анских 
правах, Сенат 51 голосом против 42 принял поправку к законопроекту о суде 
присяжных.
       Эйзенхауэру сказали о результатах голосования, как только он проснулся, 
и он пришел в ярость. В 9 часов утра он открыл заседание Кабинета словами: 
голосование было "одним из самых серьезных политических поражений за последние 
четыре года, потому что оно является грубым нарушением основного принципа 
Соединенных Штатов" — права на выражение своего мнения путем голосования. 
Эйзенхауэр сказал, что не может простить тех республиканцев, которые голосовали 
за позицию Юга (эта группа насчитывала двенадцать человек, включая сенатора 
Барри Голдуотера от Аризоны). В заявлении, появившемся в то утро, Президент 
объявил, что принятие поправки о суде присяжных сделает невозможным для 
Министерства юстиции получить признание в виновности от регистраторов из южных 
штатов, отказывавшихся вносить негров в списки избирателей. Он говорил о том, 
каким "глубочайшим разочарованием" явились результаты голосования для миллионов 
"сограждан-американцев, которые будут продолжать... оставаться лишенными права 
участвовать в выборах" *19.
       Несмотря на достаточно ярко выраженное неодобрение Президента, Сенат 
продолжил рассмотрение законопроекта и 7 августа проголосовал за принятие этого 
выхолощенного документа целиком. "За" было подано 72 голоса, "против" — 18. 
Затем законопроект был направлен в согласительную комиссию из представителей 
Сената и Палаты представителей (Палата представителей проголосовала раньше за 
редакцию, поддержанную Эйзенхауэром для снятия разногласий).
       Он не знал, что должен делать, если Палата представителей согласится на 
внесение поправки о суде присяжных. Советы на этот счет он получал 
противоречивые. Почта, поступавшая в Белый дом, в основном содержала призывы не 
подписывать "пустой" законопроект. Известные негритянские лидеры придерживались 
того же мнения. Ральф Банч писал: "Лучше вообще не иметь никакого законопроекта,
 чем иметь законопроект в таком выхолощенном виде, в каком он вышел из Сената". 
Джеки Робинсон, известный игрок в бейсбол, прислал телеграмму, в которой заявил 
о своей оппозиции. "Ждал этот законопроект долго, рассчитывал на его большое 
значение, — писал Робинсон, — могу подождать еще немного". Робинсон принадлежал 
к новым лидерам борьбы за гражданские права; один из старейшин движения за эти 
права Филип Рандольф присоединился к этому мнению. "Лучше вообще не иметь 
никакого законопроекта", — объявил он. Однако Национальная ассоциация 
содействия прогрессу цветного населения пришла к выводу, что половина хлеба 
лучше, чем полное его отсутствие, и поэтому хотела, чтобы Эйзенхауэр подписал 
законопроект. Такого же мнения придерживался и Мартин Лютер Кинг *20.
       Редакция, в которой законопроект вышел из согласительной комиссии, 
никого не устраивала. Судья имел право решать, надо или не надо судить 
ответчика судом присяжных; предусматривалось создание Комитета по гражданским 
правам с двухгодичным сроком полномочий; учреждался отдел по гражданским правам 
в Министерстве юстиции; предоставлялись полномочия министру юстиции выносить 
постановление в случае лишения конкретного человека права на голосование. Но 
санкции за нарушения были столь слабыми, а препятствий на пути министра юстиции 
возникало столь много, что законопроект в своем окончательном виде был очень 
далек от того, чтобы гарантировать основные гражданские права, которые, по 
словам Эйзенхауэра, американцы получают при рождении. Некоторые лидеры борьбы 
за гражданские права возложили ответственность за такой исход на сенаторов от 
южных штатов, другие считали: вина на совести Эйзенхауэра, поскольку он 
отказался решительно и ясно высказать свою позицию по этому вопросу.
       Законопроект, избитый и со следами синяков, вряд ли можно считать 
следствием ошибок только одного Эйзенхауэра, однако запутанный и нерешительный 
подход к проблеме гражданских прав, чем и отличалась последняя редакция, в 
общем и целом символизировал колебания самого Президента. Он все никак не мог 
решить — подписывать этот законопроект или нет. К тому времени, когда он принял 
решение подписать, то есть 9 сентября, события в Литл-Роке заслонили споры 
вокруг законопроекта, и его превращение в закон прошло почти незамеченным. 
Нельзя также сказать, что проведение в жизнь этого закона когда-либо было 
предметом большого внимания и сопровождалось значительными акциями. В основном 
проблему гарантирования конституционных прав черным гражданам Эйзенхауэр 
оставил в наследство своим преемникам.
       4 сентября уставший от споров с Конгрессом Эйзенхауэр и Мейми вылетели в 
Ньюпорт, штат Род-Айленд, где собирались провести на военно-морской базе свой 
летний отпуск. После прибытия в Ньюпорт Эйзенхауэр сказал на приеме, данном в 
его честь мэром и местной элитой: "Я заверяю вас, что ни один мой отпуск не 
начинался так благоприятно, как этот" *21.
       Но на самом деле ни один его отпуск не начинался более неблагоприятно, 
потому что днем раньше губернатор Арканзаса Орвал Фаубус озадачил его той самой 
проблемой, которой он больше всего хотел избежать: губернатор наотрез отказался 
обеспечить выполнение решения суда. Фаубус вызвал национальных гвардейцев 
своего штата, расположил их вокруг центральной средней школы в Литл-Роке и 
приказал не допускать на территорию школы двенадцать негритянских учеников. 
После некоторых юридических маневров федеральный судья 20 сентября запретил 
Фаубусу и национальным гвардейцам Арканзаса вмешиваться в процесс интеграции 
обучения в центральной средней школе. Фаубус зачитал заявление, в котором 
ставил под сомнение полномочия федерального суда. В тот же день Эйзенхауэр 
позвонил Браунеллу, который рассказал ему о действиях Фаубуса и о том, что 
губернатор может или отозвать гвардейцев и расчистить ули