тысячи 
делегатов, буквально взорвался от грома оваций и возгласов одобрения — даже 
русские присоединились. Подобного еще не знала история ООН. Реакция на это 
выступление в мире, вне коммунистических стран, была только положительной, даже 
чрезмерной. Эйзенхауэру, по-видимому, удалось развязать гордиев узел. Вместо 
страха он сумел вселить в людей надежду.
       Но русские молчали. Они не дали ответа ни через несколько дней, ни в 
последующий год, ни через год. Международное агентство по атомной энергии было 
создано только в 1957 году. К этому времени гонка вооружений достигла еще более 
высокой отметки и агентство уже было в стороне от текущих проблем.
       Прекрасная возможность была упущена. План Эйзенхауэра о мирном атоме был 
наиболее серьезным и щедрым предложением по установлению контроля над гонкой 
вооружений, которое когда-либо было сделано американским президентом. Все 
предыдущие проекты, так же как и все последующие, содержали пункт об инспекции 
на месте, которая, и американцы это знали заранее, была неприемлема для русских.
 Но у предложений Эйзенхауэра, казалось, был реальный шанс быть принятыми, и в 
этом была сила американского Президента, масштаб его личности и доказательство 
его готовности искать новые выходы из круговорота гонки вооружений. Предложение 
не было направлено против русских. Наоборот, как считал Эйзенхауэр, оно должно 
привлечь их, и он надеялся, что они его примут.
       Но коммунисты этого не сделали — их подозрения возобладали над 
рассудительностью. Они, очевидно, полагали, что сокращение их запасов 
расщепляющихся материалов приведет к увеличению разрыва с запасами американцев. 
Но Эйзенхауэр предложил, чтобы американские взносы по объему в пять раз 
превышали советские, и это была начальная цифра, открытая для обсуждения. 
Русские это знали, но тем не менее интереса не выразили. Они позволили цифрам 
запугать себя: Соединенные Штаты могут иметь на две или три тысячи бомб больше, 
чем они.
       Таким образом, логика гонки вооружений взяла верх; уникальная сама по 
себе, она не соотносилась ни с опытом, ни с реальностью. Каждая сторона 
утверждала, что единственная цель производства атомного вооружения — 
сдерживание противника от агрессии. Но все соглашались на том, что для такого 
сдерживания достаточно угрожать разрушением лишь одному большому городу. 
(Эйзенхауэр как-то сказал автору этой книги: "В мире нет такой вещи, ради 
которой коммунисты, несмотря на все их желание ее иметь, были бы готовы 
рисковать потерей Кремля" *30.) Зачем же создавать арсеналы из тысяч бомб, если 
достаточно всего нескольких сотен, чтобы превратить угрозу в бессмысленность?
       Вопрос этот упирается в игру цифр. Стратеги и лидеры с каждой стороны 
испытывали ужас при мысли, что противник вырывается слишком далеко вперед. 
Эйзенхауэр и американцы хотели — нет, требовали! — полного превосходства США. 
Но как можно использовать это превосходство — за исключением повышения порога 
сдерживания, которое в любом случае достигается наличием всего ста бомб, — они 
не знали. Русские никак не могли согласиться с таким большим преимуществом 
американцев, они были полны решимости если не сравняться с ними, то хотя бы 
ликвидировать разрыв. Как и американцы, они не знали, что же делать со всеми 
этими бомбами. Они только знали, что хотят их иметь.
       Поэтому они и отвергли план Эйзенхауэра "Атом для мира". И это была 
настоящая трагедия. Без преувеличения можно сказать, что предложение 
Эйзенхауэра было наилучшим шансом для человечества в атомный век, замедляющим, 
а затем направляющим в другое русло гонку вооружений. Если бы русские отнеслись 
к этому предложению с энтузиазмом, то был бы возможен идиллический сценарий: 
уже при жизни одного поколения деньги, энергия, научные таланты направляются на 
использование атомной энергии в мирных целях и обе стороны соглашаются 
сохранять, но не расширять свой ядерный арсенал. Для Эйзенхауэра наихудшим 
последствием, как он его оценивал в 1953 году, было продолжение игры в цифры, 
из которых следовало, что в 80-е годы арсенал каждой стороны вырастет до 
десятков тысяч бомб, а использование атомной энергии в мирных целях будет 
незначительным или, при достаточных масштабах, вызовет большие споры и будет 
очень дорогим. Именно это и произошло на самом деле.
       Часть вины за такой исход лежит и на Эйзенхауэре, потому что он сам 
довольно активно играл в цифры, хотя и не в такой степени, как того хотели 
Объединенный комитет начальников штабов, почти все демократы и большинство 
республиканцев. План "Атом для мира" был его серьезной заявкой на выход из игры,
 которая, как он предвидел, была проигрышной. Он гордился авторством 
оригинальной идеи, и это усугубило его уныние, когда он узнал: русские отвергли 
его предложение. Он считал, что идея заслуживает того, чтобы ее проверили, но 
русские ее, по сути, проигнорировали, и это повлияло на ужесточение позиции 
Эйзенхауэра в отношении Советского Союза. В осуществлении этой идеи он видел 
главную цель своего президентства, но его попытка найти новый путь к контролю 
над вооружением поддержки не получила. Таков был печальный результат "Атома для 
мира".
       
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
МАККАРТИ И ВЬЕТНАМ
       
       В вопросах внутренней политики Эйзенхауэр не был ни реакционером, ни 
реформатором, а скорее находился посередине. В результате некоторые его 
умеренные политические решения вызвали недовольство как консерваторов, так и 
либералов, однако получили поддержку общественности и большинства в Конгрессе. 
Например, Айк отверг предложение Трумэна о национальной системе страхования 
здоровья, а также не согласился с позицией Американской медицинской ассоциации, 
что федеральное правительство вообще не должно заниматься вопросами 
здравоохранения. Эйзенхауэр попросил подготовить законодате