ревал, что суд пытается "дезертировать" или уклониться от рассмотрения 
наиболее острой социальной проблемы в Америке и что "в этом вопросе Верховный 
суд действовал, исходя из побуждения, которое не является строго 
функциональным"*15.
       Браунелл очень хотел изложить собственное мнение: сегрегация на основе 
расового признака является антиконституционной. Но был один камень преткновения.
 Эйзенхауэр опасался воздействия законодательного акта, объявляющего сегрегацию 
вне закона. Отчасти такое отношение отражало его взгляды и собственный 
жизненный опыт. Эйзенхауэру было шесть лет, когда в судебном процессе, 
получившем известность как "Плесси против Фергусона", был установлен принцип 
"разделенные, но равные"; этим принципом он руководствовался всю жизнь. В его 
родном городе не было ни одного негра, не было их и в Уэст-Пойнте. До войны 
Эйзенхауэр пребывал на различных армейских должностях на Юге, в зоне Панамского 
канала или на Филиппинах, где расизм проявлялся в более ужасной форме. Во время 
войны он командовал армией Джима Кроу*. Эйзенхауэр оставил армию до того, как 
Трумэн в 1948 году приказал провести в вооруженных силах десегрегацию. У 
Эйзенхауэра было много друзей с Юга, и он разделял многие их предрассудки по 
отношению к неграм. В Аугусте владельцы плантаций рассказывали ему анекдоты про 
"чернокожих", и, когда он возвращался в Вашингтон, в кругу семьи он повторял 
некоторые из них.
       
       [* Дословно — Джима Вороны. Идиоматическое выражение, означающее 
численное преобладание негров.]
       
       Во время избирательной кампании Эйзенхауэр отрицал, что расовые 
взаимоотношения представляют собой проблему, — удивительное утверждение в свете 
раскола в Демократической партии в 1948 году по вопросу о практике деятельности 
Комитета по обеспечению справедливого найма. Фактически Эйзенхауэр обеспечил 
себе голоса южан, отказавшись утвердить этот комитет. Одно из основных 
убеждений Эйзенхауэра, когда он уже находился в Белом доме, что он — президент 
всех американцев, в том числе негров. Поэтому в своем "Послании о положении 
страны" он объявил об использовании всех своих полномочий, чтобы покончить с 
сегрегацией в округе Колумбия и в вооруженных силах.
       К чести Айка обещание было выполнено, но практически эти перемены не 
оказали влияния на положение основной массы негров. Плесси по-прежнему 
олицетворял закон на местах. В целом программа Эйзенхауэра в отношении 16 
миллионов черных американцев, которые оказались за рамками федерального 
истеблишмента**, заключалась в следующем: губернаторы южных штатов должны были 
сами принимать меры, свидетельствующие хотя бы о некотором прогрессе. Поскольку 
каждый из этих губернаторов был избран практически только белым населением и 
каждый считал, как и подавляющее большинство белых избирателей, сегрегацию 
естественным образом жизни, Президент не мог рассчитывать на быстрый прогресс.
       
       [** Истеблишмент — система власти и управления, с помощью которой 
привилегированные группы буржуазного общества осуществляют свое господство.]
       
       И нельзя сказать, что он действительно хотел его. Движение за 
предоставление гражданам США равных прав поднимало проблемы, которые он не 
понимал и вникать в которые не хотел, не говоря уж об отсутствии желания решать 
их. Он хотел отложить эти проблемы, оставив их своему преемнику. И это было его 
наибольшей слабостью как политического лидера. Его нежелание сделать хотя бы 
попытку решить долгосрочные проблемы, его неспособность ясно видеть их 
моральные аспекты крайне дорого обошлись стране, партии и нанесли большой ущерб 
его репутации.
       Однако именно он, сам того и не подозревая, внес решающий вклад в 
активизацию движения за гражданские права. Этому способствовал человек, 
которого он назначил на пост главного судьи.
       Утром 8 сентября Президенту сообщили, что председатель Верховного суда 
Фрэд Винсон умер от инфаркта. Эйзенхауэр полетел в Вашингтон на похороны. Он 
скорбел о кончине своего старого друга, партнера по игре в бридж, но его 
неотвязно преследовала мысль, кто же сможет заменить его. Эйзенхауэр еще раньше 
обещал первую же освободившуюся вакансию в Верховном суде Эрлу Уоррену, но 
тогда он даже не мог предположить, что этой вакансией окажется должность 
председателя Верховного суда. Поэтому Эйзенхауэр считал, что может свободно 
обсуждать другие возможные кандидатуры (и сделал это), включая Джона У. Дэвиса 
из Западной Виргинии, кандидата от Демократической партии на пост президента на 
выборах 1924 года, юриста, который при слушании дел о сегрегации выступал 
против позиции южан. Эйзенхауэр имел в виду и Джона Фостера Даллеса, 
действительно спросив его, не хочет ли он занять эту должность. Даллес 
отказался, сказав, что предпочитает остаться в Государственном департаменте.
       Не то чтобы Эйзенхауэр хотел взять назад обещание, данное Уоррену. 
Просто он обсуждал с Уорреном его основные философские воззрения, и губернатор 
Калифорнии произвел на него хорошее впечатление. Браунелл позднее вспоминал, 
что Эйзенхауэр "считал Уоррена большим человеком; его уважение к нему переросло 
в искреннюю любовь". Эйзенхауэр писал своему брату Эдгару, что "с самого начала 
знакомства с Уорреном думал о его назначении в Высокий суд"*16.
       Но Эйзенхауэр хотел обдумать это назначение не спеша, серьезно, 
поскольку оно было связано, пожалуй, с самым важным кадровым решением за все 
время его президентства. "Я не намерен совершать какие-либо ошибки из-за 
поспешных действий", — сказал он одному из консультантов. Декану юридического 
факультета Колумбийского университета, который назвал несколько фамилий, 
Эйзенхауэр так объяснил свою позицию в этом вопросе: "Свою основную задачу я 
вижу в том, чтобы хоть как-то помочь в восстановлении престижа Верховного суда, 
которым он раньше обладал и которому, по моему мнению, был нанесен изрядный 
ущерб во время Нового или Справедливого курса". Он признался, что ищет