е члены Конгресса считают: Президент не имел права вовлекать нас в 
войну в Корее без консультации с Конгрессом и посылать войска в Европу?" 
Эйзенхауэр прервал ее: "Это все произошло задолго до того, как я занял этот 
пост. Сейчас у меня достаточно сложное время, я занят поиском собственных путей 
и решением собственных проблем. Я не собираюсь возвращаться к прошлому и 
пытаться решить те проблемы, которые были у других людей в то время". (Через 
две недели Крейг опять насела на Эйзенхауэра с вопросами. Эйзенхауэр ответил ей 
резко: "Я не собираюсь идти назад и ворошить пепел умершего прошлого".)
       Эйзенхауэр использовал пресс-конференции также для того, чтобы его 
мнение дошло до Конгресса. Когда один из журналистов пожелал узнать, 
намеревается ли он поддержать законопроект о сохранении налога на сверхприбыль, 
срок действия которого оканчивался 30 июня, он ответил: "Я бы сказал таким 
образом: я не могу дать точного ответа на этот вопрос, но никогда не соглашусь 
с отменой такого налога, который повлечет за собой сокращение доходов"*6. Затем,
 помахав рукой и улыбнувшись, он вышел из зала, оставив журналистов додумывать: 
что же он сказал и что хотел сказать? Но сделал он это таким образом, что у 
журналистов сложилось отчетливое впечатление: все находится под контролем.
       Как и большинство президентов, Эйзенхауэр с большим трудом мог отличить 
нападки на проводимую им политику от нападок на него самого. Когда в журнале 
"Ньюсуик" появилась критическая статья Кена Крофорда, Эйзенхауэр так высказался 
о ней своему помощнику: "Я не понимаю, как можно написать такое, ведь я всегда 
считал его своим другом". Помощник ответил: "Ну, он и есть ваш друг и поклонник.
 Дело в том, что он ненавидит республиканцев". Эйзенхауэр потер свой подбородок,
 усмехнулся и промолвил: "У него могут быть основания для этого"*7.
       Фактически в первые месяцы президентства у Эйзенхауэра было намного 
больше столкновений с членами своей партии, чем с демократами. 7 февраля 
Эйзенхауэр сделал такую запись в своем дневнике: "Сенаторы-республиканцы 
переживают трудное время — им приходится привыкать к мысли, что они и Белый дом 
теперь принадлежат к одной команде и что им не надо находиться в оппозиции к 
Белому дому"*8. Он имел в виду старую гвардию, и прежде всего сенатора Маккарти.

       Борьба между Эйзенхауэром и Маккарти была неизбежной. Сенатор совершенно 
не собирался передавать Администрации вопрос, который катапультировал его на 
уровень мировой известности, — вопрос присутствия коммунистов в правительстве. 
И он был не одинок. Республиканцы контролировали комитеты Конгресса и были 
решительно настроены использовать имевшиеся у них полномочия на ведение 
расследований для компрометации неугодных им лиц, которые, по их мнению, 
заполнили правительственные учреждения. Еще до того как Эйзенхауэр сделал 
упомянутую запись в своем дневнике, комитеты Конгресса только в одном 
Государственном департаменте уже начали расследование одиннадцати дел. Почти 
все республиканцы — члены Конгресса хотели принять участие в расследованиях; из 
221 республиканца — члена Палаты представителей — 185 просили поручить им 
участвовать в работе комиссии Палаты представителей по расследованию 
антиамериканской деятельности. Но, конечно, самой выдающейся фигурой с февраля 
1950 года в этом крестовом походе против коммунизма был и продолжал оставаться 
Маккарти.
       Во время избирательной кампании 1952 года советники из ближайшего 
окружения Эйзенхауэра настоятельно рекомендовали ему выступить с осуждением 
Маккарти. Однако он отказался сделать это, поскольку, по его словам, он не мог 
отречься от собрата по партии. Теперь же, в ходе избирательной кампании, ему 
была необходима поддержка сенаторов-республиканцев, а, согласно широко 
распространенному мнению (которое разделял и Эйзенхауэр), Маккарти 
контролировал в Сенате голоса семи сенаторов из восьми.
       Возможность создать для Маккарти трудности появилась, когда Эйзенхауэр 
направил на утверждение в Сенате подобранные им кандидатуры для назначения на 
должности в Государственный департамент и для работы в посольствах. Поскольку 
республиканцы составляли большинство в Сенате, Эйзенхауэр полагал, что 
процедура утверждения будет всего лишь формальностью. Именно поэтому он был не 
просто удивлен, а пришел в ярость, когда узнал, что Маккарти задерживает 
утверждение в должности первого представленного им кандидата. Этим кандидатом 
на пост заместителя государственного секретаря был Уолтер Б. Смит, человек, 
которому Эйзенхауэр полностью доверял и который вызывал в нем восхищение. Мягко 
выражаясь, Смит придерживался консервативных убеждений; так, например, однажды 
он высказал Эйзенхауэру предположение о том, что Нельсон Рокфеллер является 
коммунистом. В Администрации Трумэна он занимал пост главы Центрального 
разведывательного управления (ЦРУ), а также был послом США в России. Эйзенхауэр 
даже не мог представить себе, что против Смита вообще могут быть какие-либо 
возражения. Однако из утреннего выпуска "Таймс" он узнал: Маккарти проявляет 
"интерес" к обсуждению кандидатуры по причине того, что Смит ранее выступил в 
защиту Джона Патона Дэвиса, который работал вместе со Смитом в посольстве США в 
Москве. Смит характеризовал Дэвиса ранее как "преданного и способного 
сотрудника". Но так как Дэвис был одной из любим