Для нового наступления Франко подбирает подчас с большой натугой, но 
значительные силы. Кроме германских и заново переформированных марокканских 
частей, собраны дополнительные наборы, сделанные на захваченной фашистами 
территории. Качество этих новых наборов, с точки зрения фашистской морали, 
резко ухудшилось. Острый недостаток в людях заставляет мятежников брать в армию 
людей явно неблагонадежных. Иногда даже прямо из тюрьмы республиканцев, 
социалистов. Арестованным предлагают выбирать: или расстрел в тюрьме, или 
служба в фашистской армии. Немало перебежчиков принадлежат к этой категории 
прежних заключенных. 

Прорыв в политико-моральном состоянии армии фашисты возмещают усилением 
строгостей и режимом принудительной и железной дисциплины на фронте. Под 
страхом суровых наказаний солдатам запрещены какие бы то ни было политические 
разговоры. Каждый участок и каждая траншея полностью изолированы друг от друга. 
Когда на днях в Каса дель Кампо один солдат сходил к приятелю в соседний окоп 
побеседовать, офицер избил его в кровь и хотел даже пристрелить - отговорили от 
этого другие офицеры. 

Питаются солдаты нерегулярно и отвратительно. На нескольких участках 
Мадридского фронта начались волнения и протесты, после чего еда стала лучше, но 
лишь на несколько дней. 

Одежда и обувь у мятежников износились, а новых не выдают. Это видно по самим 
пленным и перебежчикам: настоящие оборванцы, в летней изодранной одежде, без 
одеял, в парусиновых туфлях, обмотанных веревочными тесемками. Часто 
республиканские бойцы вскладчину собирают для своих пленников табак, газеты, 
апельсины, носки, шарфы. Фашистское начальство разрешило своим солдатам 
раздевать крестьян в деревнях и присваивать себе их одежду и обувь. Делать это 
в городах запрещается. 

Усталость, холод, голод, плохое питание, неудачи под Мадридом и общая затяжка 
войны создали довольно плохое настроение в частях мятежников. Драка в 
фашистском лагере между буржуазной испанской фалангой и религиозно-кулацкими 
фанатиками наваррской деревни расшатывает фашистский фронт. 

Но из этого никак не следует делать вывод о падении боеспособности армии Франко.
 

Я спросил у солдата, рабочего-социалиста, взятого фашистами на фронт прямо из 
тюрьмы и перешедшего через три недели: 

- А ты стрелял в республиканцев? 

- Стрелял. 

- Много? 

- Много... 

- И, пожалуй, убивал своих? 

- Возможно. Я не мог не стрелять. Сержант следил за каждым нашим шагом. Куда ни 
повернешься - всюду и всегда наткнешься на сержанта с пистолетом в руке. Их не 
так много, этих сержантов, а кажется, будто нет им числа. И боимся мы их, 
откровенно говоря, больше, чем самого Франко. 

Михаил Кольцов. Испанский дневник. / Кольцов М. Избранные произведения. В 3-х 
томах. Т. 3. М., 1957. 

Приложение 3. Отзывы современников о генералиссимусе Франко и его времени 

"Завершив в Севилье обучение курсантов, я возвратился в свою эскадрилью в 
Мелилыо... В те дни (речь идет о 20-х гг. - А. Е.) я познакомился с Франсиско 
Франко. Он имел звание майора и командовал бандерой (примерно батальон в 
составе Иностранного легиона) в Иностранном легионе. Франко приехал на аэродром,
 чтобы отсюда отправиться на самолете в один из военных лагерей. 

Подполковник Кинделан, командовавший авиацией в Мелилье, собрал нас и объявил, 
что Франсиско Франко из Иностранного легиона решил воспрепятствовать 
осуществлению плана Примо де Ривера уйти из Марокко, война с которым стоила 
Испании стольких жертв. Очень скоро мы узнали, что со стороны Франко это был 
лишь маневр для привлечения сторонников. (В действительности же Франко и его 
друзья хотели заставить Примо де Ривера восстановить отмененный им порядок 
присвоения чинов за военные заслуги. Мильян Астрай, Франко и им подобные 
стремились добиться получения высших воинских звании, не дожидаясь истечения 
предусмотренного уставом срока.) Кинделан поддержал Франко и хотел знать, можно 
ли на нас рассчитывать. Это сообщение застало всех врасплох, ибо мы впервые 
услышали о том, что Примо де Ривера решил вдруг оставить эту территорию. Я не 
знал, что ответить. Думаю, другие испытывали то же самое. Некоторое время