Правда, 1939, 2 февраля 

Республиканское правительство еще контролировало большую территорию, на которой 
проживало свыше 9 миллионов человек, находилось 11 крупнейших городов -- Мадрид,
 Валенсия, Альбасете, Картахена, Мурсия и другие. В его распоряжении была 
боеспособная, хотя и слабо вооруженная армия, насчитывавшая несколько сотен 
тысяч бойцов. Можно было еще продолжать борьбу. Но в этот период интервенция 
активизировалась. Не только итало-германские агрессоры, но и 
буржуазно-демократические правительства Англии и Франции начали открыто 
прилагать усилия к тому, чтобы нанести Испанской республике окончательный удар. 
В начале февраля они стали готовить официальное признание Франко. 

11 февраля в центрально-южную зону возвратились Негрин и министры, которые 
эвакуировались во Францию вместе с отступившей из Каталонии армией. Однако 
правительство никакой работы практически не развернуло. 

В создавшихся чрезвычайно тяжелых условиях Коммунистическая партия Испании 
выдвинула ясную программу борьбы. Нужно было мобилизовать всех, кто мог носить 
оружие, укреплять оборонительные рубежи, сплотить единство антифашистских сил, 
обезвредить вражескую агентуру. 9 февраля в Мадриде состоялась конференция 
городской организации компартии, на которой с пламенной речью выступила Долорес 
Ибаррури. 

- Мы надеемся и уверены в солидарности народов, - говорила Долорес Ибаррури, - 
мы надеемся и уверены в братском отношении трудящихся всех стран, которые с 
каждым днем усиливают свою заботу об Испании, так как они хорошо поняли, что на 
наших фронтах идут бои не только за свободу и независимость Испании, но и за 
свободу и независимость всего мира, за демократические свободы всех народов, 
находящихся под угрозой фашизма... Нужно сделать выбор, товарищи мадридцы: или 
бороться, что значит жить, или умереть... Подумайте о том, что весь мир следит 
теперь за Испанией, за этим отрезком земли, небольшим, но великим своим 
героизмом и самопожертвованием, в надежде, что именно здесь зажжется факел, 
который осветит путь к освобождению порабощенным фашизмом народам. 

Правительство продолжало бездействовать. До 18 февраля мне не удалось 
встретиться с Негрином, так как в этот период найти его было трудно. 

Наконец мы встретились на даче близ Эльды. Удручающее впечатление произвел 
внешний вид главы правительства: Негрин был небрит, одет небрежно. 

В нашей беседе речь шла о необходимости назначения на руководящие посты в армии 
вернувшихся из Франции Модесто, Листера, Галана и других выдающихся 
военачальников-коммунистов, героически сражавшихся вместе со своими частями в 
Каталонии. И хотя в центрально-южной зоне на командных должностях находились 
социалисты и анархисты, которые занимали открыто пораженческие позиции, Негрин 
медлил. 

27 февраля Англия и Франция объявили о признании правительства Франко и о 
разрыве дипломатических отношений с республиканским правительством. 

2 марта Хуан Негрин произвел необходимые назначения на руководящие посты в 
республиканских войсках. 

Но было уже поздно. К этому времени очень многое успел сделать полковник Касадо,
 развивший бурную деятельность по подготовке государственного переворота. 

После перевода генерала Миахи на должность командующего группой армий 
центрально-южной зоны Касадо был назначен командующим армией, оборонявшей 
Мадрид. Достаточно грамотный в военном деле офицер, полковник Касадо выдавал 
себя за беспартийного антифашиста, на деле же был тесно связан с анархистами и 
в конечном счете стал предателем. 

В течение января и февраля Касадо не занимался своими непосредственными 
обязанностями, а проводил всевозможные совещания с руководителями мадридских 
организаций социалистов, анархистов и левореспубликанцев, обсуждая вопрос о 
создании нового правительства (без коммунистов, конечно), которое должно было 
сдать Франко республиканскую зону и столицу Испании. Не составляло секрета и то 
обстоятельство, что Касадо поддерживал контакт с английским консулом в Мадриде. 


Когда об этом стало известно генералу Миахе, он вызвал по телефону Касадо и 
сказал ему (я присутствовал при этом разговоре): 

- Я солдат, и, где бы ни находилось правительство, я буду выполнять его волю. 
Того же требую от тебя, Касадо. А сейчас я узнал, что ты замышляешь создать 
какое-то новое правительство. Правда ли это? 

Касадо заверил Миаху, что это ложные слухи. Миаха ответил, что если бы он не 
верил ему, то не разговаривал бы с ним сейчас. Больше никаких мер Миаха не 
принял.