интернациональная. За три дня наступления фашисты смогли продвинуться на 30 
километров вместо запланированных 25 ежесуточно. 

Тем временем к месту сражения спешили резервы. 12 марта в составе 
республиканских войск уже действовали три республиканские дивизии и два 
батальона танков Т-26 под командованием генерала Д. Г. Павлова. Одновременно на 
врага обрушились республиканские летчики на советских самолетах. Непрерывными 
бомбовыми ударами и пулеметным огнем они разгромили ближайшие резервы 
интервентов. 

Это был триумф республиканской авиации. Летчики вылетали на задание большими 
группами, и вели их лучшие, испытанные бойцы, крупные авиационные командиры, 
включая самого Игнасио Идальго де Сиснероса - начальника авиации республики. Об 
этом человеке, выходце из богатой и высокопоставленной семьи, можно было бы 
написать много, но лучше всего о нем рассказала его жена Констансия де ля Мора 
в своей книге "Вместо роскоши". Да, всем фамильным привилегиям семья Сиснероса 
предпочла тяжелую борьбу за свободу родной Испании. Начальник республиканской 
авиации обладал качествами настоящего бойца и лично водил своих питомцев в 
наиболее ответственные полеты. И еще поручал это дело своему советнику, 
замечательному советскому летчику Якову Владимировичу Смушкевичу. Так было и в 
описываемые нами дни. 

Вскоре инициатива перешла полностью на сторону республиканцев, и 18 марта они 
начали решительное наступление. Вот теперь темп движения частей итальянского 
корпуса действительно достиг 25 километров в сутки. Только двигались они не 
вперед, а назад - вдоль все того же Сарагосского шоссе. Через несколько дней 
итальянский экспедиционный корпус перестал существовать. Кстати, большой вклад 
в его разгром внесли итальянцы-интернационалисты батальона имени Гарибальди. 

Лично мне непосредственного участия в боях с итальянским экспедиционным 
корпусом принимать не приходилось. После Харамской операции меня назначили 
советником во 2-й мадридский корпус, командиром которого был полковник 
Альсугарая, старый офицер королевской армии, но честный человек, на совесть 
служивший Республике. А начальником штаба корпуса вскоре стал тот самый офицер, 
который впервые сопровождал меня на фронт под Мадрид, теперь уже подполковник, 
- Эстрада. Работали мы с ним дружно. Да и с Листером, с Лукачем не терял связи, 
наезжал к ним под Гвадалахару. Но все же дела заставляли почти неотлучно 
находиться в Мадриде. По этой причине так и не удалось мне свидеться со своим 
однокашником по академии имени М. В. Фрунзе полковником А. П. Фоминым, который 
запомнился мне скромным человеком и умным артиллеристом. 

Он прибыл под Гвадалахару в самый разгар боев. Я в это время был целиком 
поглощен Мадридом, только поговорил с ним по телефону и условился о встрече 
после боев. А полковник Фомин выехал на фронт. В деревне Трихуэке, наблюдая за 
ходом боя с колокольни, попал под бомбежку. И был убит. Такая печаль нахлынула, 
когда дошло до меня это известие! 

Война есть война, и скорбные, тяжелые вести обрушивались на нас довольно часто. 
Незадолго до гибели А. П. Фомина мы потеряли на Южном фронте прекрасного 
артиллериста полковника В. И. Димитрова, а позднее, уже на Арагонском фронте, 
на командном пункте генерала Вальтера был убит еще один наш прекрасный товарищ 
- полковник И. Г. Пидгола. Сложил голову за свободу Испанской республики 
легендарный генерал Лукач - Мате Залка. Тяжелые, невосполнимые жертвы... 

Итак - новое место работы. Появились иные заботы, нужно было привыкать к другим 
людям. Корпус вел в основном бои по обороне Мадрида. На некоторых участках, 
например перед Аравакой, мы без особых усилий улучшили свои позиции. Пробовали 
выбить фашистов из Университетского городка, однако сделать это республиканцам 
так и не удалось. 

Штаб нашего корпуса располагался в старом королевском дворце, сооружении 
столько же внушительном, сколько и знаменитом. Дворец этот знал на своем веку 
немало жестоких интриг, сопутствовавших всем поколениям испанских королей и 
описанных в свое время немцем Георгом Ф. Борном в известных "Тайнах. 
Мадридского двора", за достоверность которых, впрочем, трудно поручиться. Во 
всяком случае, для штаба корпуса удобнее помещение трудно было найти. 
Возведенный на высоком восточном берегу реки Мапсанарес, за которой раскинулся 
столичный парк; Каса-де-Кампо, дворец, образуя глубокий внутренний двор, 
наполовину уходил в землю, а наполовину возвышался над городом своими 
двухметровыми стенами, от которых фашистские снаряды отскакивали как горошины. 
Штаб корпуса находился на первом этаже, обращенном в сторону города. Наверху же 
было самое подходящее место для наблюдательных пунктов. Там они и располагались,
 защищенные мешками с песком, - артиллерийский, оперативного отдела, 
представителей авиации и службы ПВО. 

Со стороны города перед дворцом красовалась небольшая площадь, окруженная 
статуями королевских особ и утопающая в цветниках, а к ней примыкал оперный 
театр, превращенный в артиллерийский склад. Невдалеке площадь Пуэрта-дель-Соль. 
Обычно она кишела людьми, что привлекло к ней внимание фашистских артиллеристов.
 Когда сюда залетали снаряды, площадь моментально пустела, но через несколько