Гитлера, "возможно только с помощью грандиозного обмана". 

Незадолго до встречи с этим сложным партнером Франко реорганизовал свое 
правительство, все же убрав Бейгбедера и назначив министром иностранных дел 
Серрано Суньера, который был лучше знаком с предметом переговоров, а также с 
Гитлером и его окружением. Рейхсканцлер был в менее выигрышном положении. Его 
намерение провести германо-французские переговоры незадолго до встречи или 
вскоре после нее могло быть расценено испанцами как попытка давления исподтишка.
 

Однако Франко остался непоколебим. Германо-французский союз был для него 
немыслим, поскольку было совершенно очевидно, что последует за этим в Африке. 
Он также ни на мгновение не поверил утверждению Гитлера о том, что война с 
Англией уже выиграна. Именно потому, что это явно не соответствовало 
действительности, каудильо отказался от запланированной атаки на Гибралтар, так 
же как и от преждевременного присоединения Испании к тройственному пакту. 

Беседа состоялась 23 октября 1940 года в вагоне германского диктатора на 
вокзале в Анде. Франко занял место напротив Гитлера. "Низенький и толстый, 
смуглый, с живыми черными глазами" - так охарактеризовал его главный переводчик 
Пауль Шмидт. Пока его партнер говорил, каудильо молчал. Затем он стал медленно, 
негромко и критически обоснованно анализировать каждую из произнесенных фраз. 

Беседа длилась девять часов. К моменту прощания Гитлер и Франко в общих чертах 
обсудили будущий договор, который, однако, министры иностранных дел не смогли 
облечь в должную форму. Испанцы уведомили, что дополнительно представят свои 
контрпредложения, затем они пересекли границу и отправились в обратный путь. "В 
дороге, - вспоминает Антонио Товар, каудильо не произнес почти ни одного слова. 
Он так глубоко задумался, что не сразу обратил внимание на то, что поезд уже 
прибыл в Сан Себастьян". 

Контрпредложение, которое Серрано Суньер на следующий день доставил в Анде, не 
пришлось по вкусу министру иностранных дел рейха. Но и последующие изменения не 
повысили ценность этого документа. В результате был составлен лишь секретный 
протокол, в котором Испания заявляла о своей готовности примкнуть к 
тройственному пакту и к итало-германскому военному альянсу. 

На фоне предшествовавших успехов такой исход, невзирая на содействие Серрано 
Суньера, следует рассматривать как первое достойное внимания дипломатическое 
достижение каудильо. 

Результат довольно точно соответствовал его стремлениям. В отличие от 
государств Южной Европы, которые уже в следующем месяце примкнули к 
тройственному пакту, Испания не взяла на себя никаких конкретных обязательств. 
Она также не подвергала себя опасности перед англосаксонскими державами, что 
имело едва ли не жизненно важное значение. 

Гитлер и его окружение чувствовали, что в Анде потерпели поражение; об этом 
свидетельствует их брань, длившаяся довольно долго. Министр иностранных дел 
рейха назвал Серрано "иезуитом" и с ожесточением жаловался на "неблагодарность" 
каудильо. Гитлер заявил, что лучше даст вырвать себе три-четыре зуба, чем еще 
раз примет участие в подобном мероприятии. 

Немцы также не признали себя побежденными. Гитлер уже постепенно отходил от 
стратегии получения помощи с периферии и все решительнее обращался к 
"восточному решению", плану нападения на СССР, который созрел окончательно 
после визита главы советского правительства в Берлин{92}. Однако итальянские 
неудачи в восточном Средиземноморье, оголившие южный фланг{93}, заставляли его 
еще серьезнее задумываться над целями, связанными с Гибралтаром (операция 
"Феликс"). 

Новая серия дипломатических шагов была призвана склонить каудильо к уступкам. 
Вначале был приглашен и принят в усадьбе Гитлера в горах под Берхтесгаденом 
Серрано Суньер. Затем Канарис снова отправился в Мадрид, где вскоре посол 
Германии огласил квази-ультиматум. В конце концов о помощи попросили Муссолини, 
и 12 февраля 1941 года он имел долгую беседу с Франко в Бордигьере. 

Глава испанского правительства и после возвращения из Италии делал ставку на 
выигрыш времени и при этом оставлял себе две возможности для политических 
действий: империалистический набег на стороне победоносной Германии или возврат 
к жесткому нейтралитету. Франко не слишком беспокоило, что в этой ситуации 
испано-германские отношения стали более прохладными. 

Кризис был преодолен довольно скоро, когда Гитлер 22 июня 1941 года совершил 
нападение на Советский Союз, а каудильо призвал ИТФ к формированию 
добровольческой дивизии. Трезвый политический расчет, которым обычно 
руководствовался глава государства, на этот раз уступил место его глубоко 
коренящейся ненависти к большевизму. Ибо участие испанских солдат в этой войне, 
в "крестовом походе на востоке", не могло принести мадридскому правительству 
ничего, кроме трудностей.