Одним словом, шла гражданская война, в ходе которой военные проблемы часто 
отступали на второй план перед политическими. Решение этого комплекса вопросов 
явно представлялось Франко первоочередным. 15 августа, вопреки совету Молы, 
который не хотел предвосхищать будущую форму государственности в стране, он 
поднял в Севилье красно-золотой (королевский) флаг и воскликнул, обращаясь к 
ликующей толпе: "Вот ваше знамя!" 

Такая демонстрация едва ли соответствовала устремлениям сформированного Молой в 
Бургосе Национального комитета обороны. Его председатель, генерал Кабанельяс, 
считался республиканцем, однако имел все основания намеренно избегать открытого 
выражения своих взглядов, помня о 50 тысячах добровольцев в северной армии 
(карлисты, альфонсисты и фалангисты). 

В отличие от отрядов Молы, насчитывавших 120 тысяч бойцов, численность войск, 
прибывших из Марокко, вместе с добровольными соратниками составляла лишь около 
52 тысяч человек. Однако именно это сплоченное элитное соединение оправдало 
многие ожидания, оно прибыло в Испанию, с боями вышло к границе с Португалией и 
продвинулось дальше, к Мадриду. А поскольку предстояло крупное наступление всех 
имеющихся сил на столицу и было необходимо осуществлять общее командование 
войсками, то возникла мысль поручить это Франко. 

По воспоминаниям Кинделана, Франко поначалу отклонил предложение. Однако когда 
21 сентября 1936 года оба генерала, а также Мола, Кеипо, Оргас, Саликет, Давила 
и другие офицеры собрались в бараке на аэродроме Саламанки, чтобы обсудить 
положение, возражал один Кабанельяс, высказавшийся в пользу коллегиального 
руководства. Его голос не возымел действия, и Франко был избран верховным 
главнокомандующим национальными вооруженными силами Испании, сухопутными, 
морскими и воздушными. 

Этого показалось недостаточно, и вскоре Кинделан, Мильян Астраи и Николас 
Франко, личный секретарь своего младшего брата, выступили за передачу 
генералиссимусу и всех политических полномочий. На этот раз Франсиско Франко не 
выразил, казалось, никаких сомнений. "Делатели королей" сочинили указ, решение 
по которому снова принималось на аэродроме в Саламанке. 

Круг участников почти не изменился. Собравшиеся тотчас же ощутили некоторое 
напряжение, поскольку каждый имеющий право голоса на основании имеющегося 
проекта решения уже мог заключить, что нынешнее 28 сентября 1936 года призвано 
стать для Франсиско Франко 18 брюмера{70}, а Николас намеревается выступать в 
роли Люсьена{71}. Оставался открытым вопрос, кто же станет Мюратом{72}. 
Генералиссимус, впрочем, отсутствовал. Таким образом, он избежал неприятной 
конфронтации с другими генералами и изыскал возможность стяжать еще большую 
военную славу в Толедо благодаря своему присутствию при освобождении крепости. 

Когда Кинделан попросил одобрить розданный для ознакомления документ, то, 
вопреки ожиданию, натолкнулся на энергичное сопротивление старых республиканцев 
Кабанельяса, Молы и Кеипо. Возможно, уже в самом выступлении генерала 
военно-воздушных войск, близкого к монархистским кругам, они видели провокацию; 
возможно, им показалось подозрительным, что Дон Хуан, сын изгнанного короля, 
без согласия хунты Бургоса недавно прибыл в Испанию. Во всяком случае, у троих 
оппонентов имелись веские аргументы. Заколебался даже преданный Франко Оргас. 

Поворотным пунктом стал совместный обед: было принято компромиссное решение. 
Согласно статье I указа, на следующий день подписанного Кабанельясом от имени 
хунты, Франко назначался на пост главы правительства, и ему передавалась вся 
власть в новом государстве. 1 октября 1936 года, во время торжественной 
инаугурации в присутствии комитета и почетных гостей в Бургосе, к удивлению 
некоторых участников торжества, из текста исчез последний пункт, первоначально 
включенный Кинделаном и Николасом: "на период войны". 

Теперь 46-летний Франко был главой государства, главой правительства и 
генералиссимусом без каких-либо ограничений - неудивительно, что при такой 
полноте власти его вскоре стали называть в Испании "каудильо", что примерно 
означает "фюрер" или "дуче". У антифашистов всего мира появилось еще одно 
основание приравнивать его как диктатора к Муссолини и Гитлеру. 

Впрочем, в самом начале Франко весьма существенно отличался от них. В момент 
появления на арене он не был вооружен, подобно современным ему королям черни, 
политической панацеей или мировоззрением. Он не был вознесен к вершинам власти 
массами фанатиков, через головы отдельных правителей или целых правительств. 
Незыблемую основу своего признания в качестве главы государства, последовавшего 
далеко не сразу, так называемый каудильо искал и нашел в христианстве. 

Его убежденность зрела постепенно и потребовала немалых усилий, поэтому от нее 
вряд ли можно отмахнуться, видя в ней лишь лицемерие, голый расчет или уловку. 
Правда, такая перемена ввела в заблуждение многих наблюдателей, которые знали, 
что прежде Франко отнюдь не отличался глубокой религиозностью. Некоторые 
хронисты объясняют такую перемену влиянием супруги каудильо. Другие отмечают в 
этой связи усилия видных священников.