которая превышает мощность всех бомб, сброшенных на Англию за время второй 
мировой войны". Атомное оружие, добавил он, стало теперь "обычным в наших 
вооруженных силах".
       Но русские также имели бомбы и делали их все больше и больше. Гонка 
атомного вооружения продолжалась. Ее дальнейшее наращивание, по мнению 
Эйзенхауэра, "свидетельствовало бы: безнадежно исчерпала себя вера в то, что 
два атомных колосса не будут бесконечно долго, злобно и с осуждением смотреть 
друг на друга из разных концов трясущегося от страха мира". Любые другие 
варианты лучше. Эйзенхауэр заявил о своей готовности встретиться с Советами (и 
он объявил о скором начале четырехсторонних переговоров по требованию русских) 
для обсуждения таких проблем, как договор с Австрией, корейский вопрос, 
германский вопрос, а также разоружение.
       На этих переговорах, предполагал Эйзенхауэр, Соединенные Штаты "будут 
настаивать на большем, чем простое сокращение или ликвидация ядерных материалов 
для военных целей". Недостаточно "взят" это оружие из рук солдат. Оно должно 
быть передано в руки тех, кто будет знать, как... приспособить его к мирным 
делам". Только тогда "эта величайшая из разрушительных сил может быть 
превращена в великое благо на пользу всего человечества".
       Эта речь Эйзенхауэра содержала конкретное предложение. США, Англия и 
СССР должны сообща внести части своих запасов расщепляющихся материалов в 
Международное агентство по атомной энергии. Это агентство должно быть создано 
под эгидой ООН. Он представлял себе, что первоначальные вклады будут невелики, 
но "ценность этого предложения заключается в том, что оно может быть 
реализовано без раздражений и взаимных подозрений, присущих любой попытке 
создать полностью приемлемую систему глобальной инспекции и контроля".
       Предлагаемое агентство будет привлекать талантливых ученых из всех стран 
мира, и они будут изучать методы использования атомной энергии в мирных целях. 
"Особое направление — полное удовлетворение потребностей в электроэнергии в 
энергетически бедных районах мира. Таким образом, страны-участницы направят 
часть своих ресурсов на человеческие потребности, а не на нагнетание страха". 
Он остановился и на других положительных моментах: сокращение мировых ядерных 
запасов, предназначенных для военных нужд; доказательство того, что 
сверхдержавы "на первое место ставят человеческие интересы"; открытие "нового 
канала для мирных дискуссий". Свою речь он закончил обещанием, что Соединенные 
Штаты готовы "отдать все свое сердце и весь свой ум на поддержку чудесной 
способности человека изобретать, направленной не на уничтожение, а на 
процветание жизни" *29.
       Когда Эйзенхауэр говорил, аплодисментов не было, а когда закончил — 
воцарилось гробовое молчание. Но потом зал, вмещающий три с половиной тысячи 
делегатов, буквально взорвался от грома оваций и возгласов одобрения — даже 
русские присоединились. Подобного еще не знала история ООН. Реакция на это 
выступление в мире, вне коммунистических стран, была только положительной, даже 
чрезмерной. Эйзенхауэру, по-видимому, удалось развязать гордиев узел. Вместо 
страха он сумел вселить в людей надежду.
       Но русские молчали. Они не дали ответа ни через несколько дней, ни в 
последующий год, ни через год. Международное агентство по атомной энергии было 
создано только в 1957 году. К этому времени гонка вооружений достигла еще более 
высокой отметки и агентство уже было в стороне от текущих проблем.
       Прекрасная возможность была упущена. План Эйзенхауэра о мирном атоме был 
наиболее серьезным и щедрым предложением по установлению контроля над гонкой 
вооружений, которое когда-либо было сделано американским президентом. Все 
предыдущие проекты, так же как и все последующие, содержали пункт об инспекции 
на месте, которая, и американцы это знали заранее, была неприемлема для русских.
 Но у предложений Эйзенхауэра, казалось, был реальный шанс быть принятыми, и в 
этом была сила американского Президента, масштаб его личности и доказательство 
его готовности искать новые выходы из круговорота гонки вооружений. Предложение 
не было направлено против русских. Наоборот, как считал Эйзенхауэр, оно должно 
привлечь их, и он надеялся, что они его примут.
       Но коммунисты этого не сделали — их подозрения возобладали над 
рассудительностью. Они, очевидно, полагали, что сокращение их запасов 
расщепляющихся материалов приведет к увеличению разрыва с запасами американцев. 
Но Эйзенхауэр предложил, чтобы американские взносы по объему в пять раз 
превышали советские, и это была начальная цифра, открытая для обсуждения. 
Русские это знали, но тем не менее интереса не выразили. Они позволили цифрам 
запугать себя: Соединенные Штаты могут иметь на две или три тысячи бомб больше, 
чем они.
       Таким образом, логика гонки вооружений взяла верх; уникальная сама по 
себе, она не соотносилась ни с опытом, ни с реальностью. Каждая сторона 
утверждала, что единственная цель производства атомного вооружения — 
сдерживание противника от агрессии. Но все соглашались на том, что для такого 
сдерживания достаточно угрожать разрушением лишь одному большому городу. 
(Эйзенхауэр как-то сказал автору этой книги: "В мире нет такой вещи, ради 
которой коммунисты, несмотря на все их желание ее иметь, были бы готовы 
рисковать потерей Кремля" *30.) Зачем же создавать арсеналы из тысяч бомб, если 
достаточно всего нескольких сотен, чтобы превратить угрозу в бессмысленность?
       Вопрос этот упирается в игру цифр. Стратеги и лидеры с каждой стороны 
испытывали ужас при мысли, что противник вырывается слишком далеко вперед. 
Эйзенхауэр и американцы хотели — нет, требовали! — полного превосходства США. 
Но как можно использовать это превосходство — за исключением повышения порога 
сдерживания, которое в любом случае достигается наличием всего ста бомб, — они