Британцев тоже приходилось обхаживать. Они были не столь строптивы, как 
французы, но объединенная Европа была "их проклятием". Обрабатывая их, 
Эйзенхауэр шел проторенным путем — публичные выступления, встречи с глазу на 
глаз, оживленная переписка с множеством друзей в британском правительстве. 3 
июля 1951 года он выступил с важной речью в "Союзе англофонов" в Гросвенор-хаус 
на Парк-Лэйн перед тысячью двумястами первыми лицами британского общества. 
Министр иностранных дел Герберт Моррисон представил его как "первого гражданина 
Атлантического сообщества"; премьер-министр Клемант Этли говорил о нем как о 
"человеке, который выиграл войну"; тогдашний лидер оппозиции Уинстон Черчилль 
встал и поднял за собой весь зал, устроивший генералу овацию. Отношение 
аудитории к генералу, по словам присутствовавшего на встрече Билла Робинсона, 
"достигло степени обожания".
       В речи Эйзенхауэра прозвучал настойчивый призыв к созданию Соединенных 
Штатов Европы. Он обрисовал трудности: "...осуществлению проекта препятствуют 
нерешительность, робкие меры, медленные шаги и осторожные позиции — то, что 
способно его погубить", а затем показал, что даст проект: "...объединение 
позволит Европе создать надежную систему безопасности и в то же время откроет 
путь к дальнейшему совершенствованию человеческих отношений, характерных для 
западной цивилизации. Объединенные фермы и фабрики Франции и Бельгии, 
металлургические заводы Германии, тучные пастбища Голландии и Дании, искусные 
ремесленники Италии будут творить чудеса на общее благо". На следующий день 
Черчилль сказал Эйзенхауэру, что из-за своей глухоты мало что понял в его речи, 
но, прочитав ее теперь, хочет сказать: " Я уверен, это одна из самых великих 
речей, которые на моем веку произносили американцы"*47.
       В доме под Парижем вместе с Айком и Мейми жили Моуди, исполнявший 
обязанности прислуги, сержант Драйв, шофер, и личный секретарь Айка полковник 
Крэйг Кэннон. При усадьбе были лужайка для гольфа, проточный пруд, где водилась 
форель, и огороды. На первых порах Мейми чувствовала себя неуютно в доме, 
который был слишком французский на ее вкус, слишком пышный снаружи и внутри и в 
котором слишком часто выходило из строя электричество. Но, переоборудованный, 
он стал одним из самых любимых среди ее временных пристанищ.
       Айк с удовольствием возился в огороде, занимался живописью. "У нас тут 
отменная кукуруза, два сорта бобов, горох, редис, томаты, репа и свекла... все 
уродилось на славу, — писал он в сентябре сыну и хвастал: — А такого урожая 
кукурузы я не припомню за всю свою жизнь"48. В живописи успехи были скромней, 
как он признавался Сведу, по-прежнему "ни малейшего намека на талант". Но, 
добавлял он, поскольку удовольствие "много читать" он больше не может себе 
позволить, то необходим какой-то иной способ "отвлечься", и для него этот 
способ — занятия живописью. "Она тем для меня хороша, что дает повод побыть в 
одиночестве и ничуть не мешает тому, что мне нравится называть моими 
«раздумьями»"*49.
       А ему нужно было время, чтобы как следует все обдумать, поскольку 
давление на него тех, кто хотел вовлечь его в политику, нарастало. В сентябре 
1951 года его сторонники в Штатах создали общественную организацию "Граждане за 
Эйзенхауэра". Клифф Робертс финансировал их деятельность, ему помогали Эллис 
Слей-тер, Пит Джоунс и другие члены "банды", а также такие финансисты, как Джон 
Хэй Уитни, Л. Б. Мейтаг и Джордж Уитни, президент банкирского дома "Дж. П. 
Морган энд компани". Организация взяла шефство над многочисленными "клубами 
Айка", которые появились по всей стране. Поскольку в организации не было 
профессиональных политиков, движение развивалось под произвольными, возникшими 
в массах лозунгами.
       Но по мере того как "клубы Айка" росли и множились, в процесс неизбежно 
начали включаться и профессиональные политики — они слали Эйзенхауэру письма, 
телеграммы, копии речей, сами приезжали в Париж. Эйзенхауэр был со всеми 
любезен. Сенатор Джордж Маккарти прислал ему копию одной из своих речей — 
Эйзенхауэр отделался обтекаемыми, но вежливыми фразами. Сенатор Ричард Никсон 
специально прилетал в Париж, чтобы встретиться с генералом и выразить поддержку 
НАТО.
       Поскольку "клубы Айка" объявили, что стоят вне партий, поскольку 
Эйзенхауэр в вопросах внешней политики был ближе к демократам, чем к 
республиканцам, находившимся под влиянием Тафта, и поскольку само собой 
разумелось, что Эйзенхауэр может быть кандидатом только демократов, некоторые 
демократы не теряли надежды уговорить Эйзенхауэра. В августе 1951 года 
демократы в штате Орегон включили его в список кандидатов от своей партии на 
первичных выборах. Эйзенхауэр объявил, что, как главнокомандующий войсками НАТО 
в Европе, не может стоять на позиции какой-либо партии, и попросил вычеркнуть 
его имя из списка. Между тем намерения Трумэна тоже оставались загадкой, как и 
намерения Эйзенхауэра; считалось, что Трумэн сможет, если захочет, добиться, 
чтобы демократы выдвинули его кандидатуру, но большинство наблюдателей 
сходились во мнении, что у него мало шансов победить на всеобщих выборах 
(предварительные опросы показали, что его рейтинг не добирает до 30%).
       В ноябре, когда Эйзенхауэр прилетел в Вашингтон, чтобы обсудить вопросы, 
связанные с НАТО, Трумэн пригласил его для беседы один на один в Блэар-хаус и 
там повторил свое предложение, предварительно сделанное Эйзенхауэру через 
Джорджа Аллена: Президент "гарантирует" Эйзенхауэру выдвижение от 
демократической партии и обеспечит ему полную поддержку. "Нельзя вступать в 
партию лишь для того, чтобы баллотироваться на пост, — ответил Эйзенхауэр. — 
Что дает вам основание думать, что я вообще демократ? Вы знаете, я всю жизнь 
был республиканцем и в семье у меня все всегда были республиканцами". Президент 
настаивал; Эйзенхауэр вновь возразил, что его расхождения с демократами по