| |
НАТО, Эйзенхауэр пишет в дневнике: "Совершается непоправимое"*28.
Друзья не уставали повторять, что он тот "единственный человек", который
способен вывести Америку и Атлантический союз из трясины, в которую они попали.
Ему становилось все труднее не соглашаться с этим. Он по-прежнему настаивал,
что вокруг немало достойных людей, что он не желает никоим образом участвовать
в политике, но едва ли кто верил ему. К декабрю Эйзенхауэр убедился, что еще
одна победа демократов — и двухпартийной системе в США придет конец. Но все
упиралось в Тафта. Дело было в его позиции по вопросам внешней политики — по
внутренним у них разногласий не было, — а главным образом, по вопросу о НАТО
(Тафт голосовал против договора).
Поэтому, перед тем как отправиться в Европу, Эйзенхауэр договорился с
Тафтом о встрече. Ему нужна была поддержка Тафта в вопросе о НАТО; если он ее
получит, он готов будет "пресечь все домыслы относительно него как кандидата в
президенты". Перед тем как Тафт должен был появиться у него, Эйзенхауэр
подготовил заявление, которое намеревался обнародовать тем же вечером, если
Тафт согласится с принципами коллективной безопасности и с полномасштабным
участием США в НАТО. Заявление Эйзенхауэра гласило: "Призванный вновь на
военную службу, ставлю в известность, что никто не вправе называть мое имя как
имя возможного кандидата на пост президента, — если же подобные попытки
возникнут, я буду их пресекать".
Однако разговор с Тафтом разочаровал Эйзенхауэра. Сенатор не одобрял
плана Трумэна отправить дополнительные американские соединения в Европу,
отрицал право президента принимать подобное решение. Эйзенхауэр стоял на том,
что у президента такое право есть. Затем Эйзенхауэр спросил Тафта, готовы ли он
и его единомышленники "согласиться с тем, что нам необходима система
коллективной безопасности в Западной Европе", и поддержать НАТО, чтобы этот
союз стал предметом заботы обеих партий.
Тафт отвечал уклончиво. Эйзенхауэру показалось, что его интересуют
"политические интриги", а важнее всего для него "ограничить президента или же
институт президентства вообще". Он перевел разговор с принципиальных вопросов
на детали и несколько раз промямлил: "Не знаю, буду ли я голосовать за четыре
дивизии, за пять или за две". Эйзенхауэр сказал, что не подобные мелочи важны
для него, а поддержка концепции НАТО, на что Тафт не захотел ответить
определенно. Когда сенатор ушел, Эйзенхауэр пригласил двух помощников и в их
присутствии порвал подготовленное заявление, подобное Шерманову и достаточное,
чтобы навсегда закрыть для него возможность участвовать в борьбе за пост
президента. Пускай, решил он, "покров таинственности" окутывает его планы*29.
Эйзенхауэр приступил к исполнению обязанностей верховного
главнокомандующего объединенными вооруженными силами НАТО в Европе (ОВСЕ) с
того, что отправился в январе 1951 года в поездку по столицам одиннадцати
европейских стран, входящих в НАТО. Он начал с Парижа, где выступил с
обращением по радио на всю Европу. Он воспользовался возможностью заявить о
своей горячей любви к Европе: "Я вернулся с непоколебимой верой в Европу —
землю наших предков, с верой в прирожденное мужество ее людей, в их готовность
к жизни, исполненной лишений во имя безопасности мира, во имя того, чтобы
крепла и развивалась цивилизация". Он сказал, что у него нет "планов чуда", что
он не привез с собой ни войск, ни военной техники, зато он привез надежду*30.
И свое имя, а он знал, какой властью оно обладает. На первой сессии
планирования НАТО генерал ВВС США Лорис Норстад вспоминал: "Я в жизни не слыхал,
чтобы столько плакались". Все штабные офицеры из разных стран жаловались, что
у них нет того, нет сего и как они бессильны. "И я мог видеть, как этот
повальный пессимизм выступавших вызывает у генерала Эйзенхауэра все меньшее
сочувствие, и наконец, сидя на своем подиуме, он грохнул кулаком по столу...
побагровел... и сказал так, что его было слышно на два-три этажа под нами: он
знает о нашем бессилии... "Я знаю, нам многого недостает, но я уже кое-что
делаю для исправления положения — и сам, что могу, и нажимая нужные пружины, а
остальное придется делать вам. И покончим с этим!" Он снова стукнул кулаком и
вышел. Просто повернулся и, слова не добавив, вышел. И поверьте мне, обстановка
враз переменилась. У всех появилась уверенность — сделаем! *31
Одна из целей январской поездки Эйзенхауэра — получить от европейцев
реальные обязательства в отношении НАТО, чтобы предъявить их как контраргумент
Тафту и другим, кто упирал на то, что, поскольку европейцы не проявляют
большого желания перевооружаться, нечего Соединенным Штатам взваливать на себя
столь тяжелое и дорогостоящее дело. В Лиссабоне Эйзенхауэр говорил
премьер-министру Салазару, что европейцам нужно продемонстрировать "такое же
понимание необходимости единства и такое же стремление к единству и совместным
действиям ради сохранения мира, какие существуют в Соединенных Штатах", и
просил Салазара дать ему "конкретное — чтобы он мог представить его
американскому народу — свидетельство того, что для европейских стран усилия в
области обороны являются приоритетными"*32. Он повторял эти требования в каждой
столице, и тут он мог быть и прямым, и резким.
Он использовал свои поездки также и для того, чтобы вдохнуть бодрость в
европейцев. Эффектней всего он был в Париже, где говорил премьер-министру Рене
Плевену, "что французам недостает уверенности в себе; что, в конце концов, они
потерпели поражение всего однажды, что в стране со столь славными традициями
государственным деятелям следует неустанно призывать людей стремиться вернуть
себе то высокое положение, которое по праву принадлежит французскому народу".
Он убеждал Плевена "бить в барабаны, чтобы возродить величие Франции".
Официальная печать отмечала, что "впечатление, какое произвел Эйзенхауэр на
месье Плевена, было весьма сильным". Месье Плевен сказал в ответ: "Благодарю
|
|