Лондоне послом при эмигрантских правительствах, нашедших убежище в Англии, 
после войны — послом во Франции. В пятидесятом его назначили заместителем 
министра. Он предпочитал больше слушать, чем говорить.
 Израильский дипломат просил Александра Богомолова поддержать в Совете 
Безопасности обращение Израиля по поводу того, что Египет не пропускает через 
Суэцкий канал суда с грузами для Израиля. «Не было случая, — напомнил Эльяшив,
 — чтобы советская делегация в ООН голосовала против Израиля. Мы ожидаем, что и 
на этот раз позиция Советского правительства не изменится».
 В пятьдесят первом году в переписке советских посольств с Москвой впервые 
появляются предложения поддержать арабские страны против американского 
империализма. Особые симпатии уже тогда вызывала Сирия как самое 
антиамерикански настроенное государство.
 Четвертого октября Шмуэль Эльяшив телеграфировал в МИД Израиля: «В кануне 
еврейского Нового года и в два праздничных дня посетили синагогу. Как всегда, 
тысячи молящихся в огромной скученности, среди которых множество молодых.
 Вокруг нас атмосфера напряженности, страх приблизиться, отдельные попытки 
обменяться репликами. Двоим удалось передать нам записки с важной информацией о 
положении евреев. Шпионы внутри синаноги следили за каждым нашим шагом».
 Но и Яков Малик, пока был представителем в ООН, охотно поддерживал личные 
отношения с израильскими коллегами, и Андрей Вышинский позволял себе 
доброжелательно беседовать с израильскими дипломатами.
 Шестого января пятьдесят второго года в советском посольстве в Париже министр 
иностранных дел Вышинский принял израильского коллегу Моше Шаретта.
 Шаретт родился в России. В Палестину его привезли в возрасте тринадцати лет. 
Он учился в Стамбуле, во время Первой мировой войны служил лейтенантом в 
турецкой армии. Он был организатором еврейской полиции, которая противостояла 
еврейским погромам в Палестине.
 Шаретт свободно говорил по-арабски, знал арабскую культуру, понимал арабов. 
Его понимание тонкостей восточной дипломатии помогало ему беседовать и с 
Вышинским. При этом министр был редкостным педантом, все помнил и на 
переговорах отстаивал каждую позицию до последнего.
 Два министра разговаривали долго, Шаретт составил подробнейший отчет.
 Израильтянин начал с самого важного для него и самого неприятного для 
советского дипломата вопроса.
 — Я хотел бы с разрешения господина Вышинского выяснить проблему, которая уже 
поднималась в наших беседах, и я надеюсь, что не злоупотреблю вашим терпением. 
Вопрос простой, придет ли когда-нибудь время, когда советские евреи смогут 
приезжать в Израиль?
 Андрей Януарьевич хотел сразу ответить, но, увидев, что Шаретт еще не закончил,
 взял лист бумаги и карандаш и стал записывать.
 — Советский Союз — единственная страна, из которой нет еврейских репатриантов 
в Израиль, — продолжал Шаретт. — Это нас весьма удручает и беспокоит. Мы не 
можем смириться с создавшимся положением. Судьба еврейского народа отличается 
от судеб всех остальных народов. Все народы живут на своей земле. Евреи же были 
изгнаны со своей земли и разбросаны по всему свету. Национальное освобождение 
для них должно начаться с возвращения на родину. Мы не понимаем, почему 
Советский Союз должен ставить препятствия на историческом пути евреев?
 Вышинский покачал головой, сурово посмотрел на Шаретта и сказал, что 
относительно исторического пути народа могут быть разные точки зрения.
 — У нас нет сомнения, по какому руслу движется современная еврейская история,
 — возразил Шаретт. — Мы были пылью, рассеянной по лику земли, но сумели 
собраться воедино. Советский Союз помог нам сделаться государством. Эта помощь 
никогда не сотрется со скрижалей нашей истории. Но с достижением независимости 
наше становление не завершено. Но лишь советские евреи не принимают участия в 
этом процессе. Недавно наш посланник в Москве имел возможность обсудить с 
господином Вышинским вопрос о репатриации близких родственников, то есть о 
выдаче виз на выезд в Израиль гражданам Советского Союза, члены семей которых 
живут в нашей стране. Можем ли мы надеяться, что решение будет найдено, по 
крайней мере в этой части оторванность советских евреев от Израиля будет 
преодолена?
 Вышинский начал отвечать, время от времени заглядывая в свои записи. В его 
голосе слышалось еле сдерживаемое раздражение. Потом оно прорвалось наружу.
 — Советский Союз стоял на стороне Израиля в самые трудные моменты, — напомнил 
Андрей Януарьевич. — Мне хотелось бы ошибаться, но у меня складывается 
впечатление, что трудные моменты ждут Израиль и в будущем. В каждом таком 
случае он может твердо рассчитывать на поддержку Советского Союза. А как сам 
Израиль ведет себя по отношению к Советскому Союзу? В каких случаях он помогает 
Советскому Союзу? Ведь в межгосударственных отношениях не принято просить о 
помощи, не отвечая взаимностью. Я сижу и смотрю на вас на этой сессии, и что же 
я вижу? Вы не только не помогаете, но даже занимаете недружественную позицию по 
отношению к Советскому Союзу. Я знаю, что вам нелегко вступать в столкновение с 
Соединенными Штатами. Вы зависите от американцев в экономическом плане, и я 
вхожу в трудности вашего положения. Но разве вы не могли по крайней мере 
воздержаться при голосовании? Ваша поддержка американской позиции глубоко 
огорчила меня и моих товарищей. Нам не важно, как голосует Коста-Рика или 
Гондурас, но Израиль?! Мы убеждаемся в том, что Израиль перешел к 
последовательной поддержке врагов Советского Союза.
 Шаретт прервал Вышинского:
 — Вам прекрасно известно о том, как мы голосовали за кандидатуру Белоруссии в 
Совет Безопасности — вразрез с позицией Соединенных Штатов.