вспышки и раздражения и неутрясенные вопросы, я была счастлива.
     Но когда я вспоминаю, как Шейна справлялась со всем и со всеми, даже не
заикаясь о том, что на  нее навалили слишком много, - а ведь ее дети болели,
и Шамай был  так  далеко,  и почта  работала из  рук вон  плохо, так что его
письма к ней  шли месяцами; когда вспоминаю, как держался Моррис, который  и
поехал-то в Палестину не без колебаний, а тут еще его книги, которыми он так
дорожил, пришли в изорванном и подмоченном виде; когда я вспоминаю об  этом,
я  вновь испытываю восхищение ими и размышляю,  сумела  ли  бы я быть так же
тверда на  их месте. Конечно,  и тогда  были новички, вроде тех,  что должны
были нас встретить, которые не смогли принять то, что  увидели, и  уехали, -
как и теперь некоторые неприемлют и уезжают. Я всегда их жалела, потому  что
теряли на этом деле, в сущности, они.
     В сентябре мы подали заявление в  киббуц Мерхавия в Израильской долине,
которую мы называем  "Эмек". Мы  выбрали  этот киббуц, как  часто бывает, по
случайным причинам: там находился наш с Моррисом друг, прибывший в Палестину
с  Еврейским легионом. О самой Мерхавии мы знали очень мало - да и  вообще о
киббуцах мы знали только то, что это поселения, где фермеры живут сообща, не
имея личной  собственности, наемной рабочей силы  и частной торговли,  и что
коллектив  целиком отвечает  и  за  производство,  и  за обслуживание,  и за
индивидуальное снабжение. Но оба мы верили - я без всяких сомнений, Моррис с
оглядкой, - что жизнь в киббуце больше всего поможет каждому из  нас выявить
себя как сиониста, как еврея и как человека.
     Может быть,  здесь следует  вкратце  рассказать  об  Эмеке, потому  что
борьба  за  его развитие  является  неотъемлемой  частью  всего сионистского
движения. Когда закончилась Первая  мировая  война,  и  Лига  Наций  вручила
Великобритании   мандат  на  управление  Палестиной,   надежды,  порожденные
Декларацией  Бальфура  на создание еврейского  национального очага в  полном
смысле этого слова, казалось, были на  пути к осуществлению. Но  еще  в 1901
году  сионистское  движение  создало  Еврейский  Национальный  Фонд  с целью
покупать и возделывать  землю Палестины для всего  еврейского народа.  Много
принадлежащей евреям земли в Палестине  купил "народ" -  булочники, портные,
плотники из Пинска, Берлина и Милуоки.  С детских лет я помню синюю жестяную
копилку, что  стояла у нас в гостиной рядом с  субботними свечами, в которую
не  только  мы, но  и  наши гости еженедельно опускали монеты,  такая  синяя
копилка имелась в  каждом еврейском доме,  где мы бывали. И на эти-то монеты
еврейский народ  начал с  1904 года  покупать  обширные участки палестинской
земли.
     Честно говоря, мне здорово надоело слышать о  том, как евреи "украли" у
арабов землю  в Палестине. Дело обстояло совершенно иначе. Много полновесной
монеты перешло из рук в руки, и много арабов стали  очень  богатыми  людьми.
Конечно, были и другие организации и частные  лица,  скупавшие участки. Но к
1947  году  только  Еврейскому Национальному Фонду  - то  есть миллионам тех
самых  синих   копилок  -  принадлежало   больше   половины  всех  еврейских
землевладений в стране. Так что пусть хоть с этой клеветой будет покончено.
     В  то  время, когда  мы  приехали  в Палестину,  землю в  Эмеке скупали
довольно  широко, хотя земля эта  в большей  своей части представляла черные
малярийные болота, распространявшие  малярию и черную  лихорадку.  Но  важно
было  то,  что эту зачумленную  землю можно  было  купить, хоть  и недешево.
Кстати,  немалый  кусок  ее  Еврейский  Национальный  Фонд купил  у  богатой
арабской семьи, проживавшей в Бейруте.
     Затем  надо было сделать эту землю пригодной для обработки. Разумеется,
и  это  в  природе  вещей,  фермеры-частники  не заинтересовались  проектом,
сулившим хоть какую-то выгоду только через годы каторжного и опасного труда.
Только высокоидейные  халуцим,  как  наши Поалей Цион, готовые взять  землю,
несмотря на  все предстоящие трудности и  жертвы,  могли взяться за осушение
эмекских болот. Мало  того  - они собирались делать это  сами,  а  не руками
наемных арабских рабочих под наблюдением еврейских управляющих.  Таковы были
эти первые поселенцы в  Мерхавии, и многие  из них дожили до  того  времени,
когда Эмек стал  самой плодородной и красивой долиной Израиля с ее цветущими
деревнями и киббуцами.
     Мерхавия  (в переводе - "Божьи просторы")  - один  из первых  киббуцов,
основанных в Эмеке. В 1911 году группа молодых людей  из Европы устроила тут
ферму, но еле-еле справлялась с ней.  Когда  в  1914 году разразилась война,
соединенные  усилия эпидемии малярии, враждебно настроенных соседей-арабов и
турецких  властей,  уговаривавших  покинуть это  место, сделали  свое  дело:
первая группа  не  устояла и рассеялась. После войны  новое  поселение  было
основано  на том  же  месте,  опять-таки  пионерами  из  Европы,  к  которым
присоединились  британские  и  американские ветераны  Еврейского  легиона (а
позже -  и мы с  Моррисом). Но и эта группа  распалась. В 1929 году на то же
место пришла третья группа поселенцев, и  на этот раз  группа выполнила свою
задачу осталась на месте.
     Нам так хотелось вступить  именно в Мерхавию,  мы так торопились подать
свои заявления - и  каково же было  наше изумление, когда мы просто-напросто
получили  отказ, совершенно, по-моему,  необоснованный.  Собственно, вначале
даже никто объяснить нам не хотел, почему нас отвергли; однако я настаивала,
я  хотела   знать  правду,  и,  наконец,  мне  очень  неохотно  назвали  два
препятствия.
     Первое -  киббуц  не  хотел  еще принимать супружеские пары, потому что
дети  - роскошь, которую не может позволить себе  новое поселение. И второе,
которое я отвергла с порога:  коллектив, состоящий из семи женщин и тридцати