и военным интересам.
     И еще, внимание всего мира было приковано к святым  христианским местам
на  Западном  берегу и в  Иерусалиме.  И потому я была очень рада поехать  в
Ватикан в январе 1973 года,  где я получила восьмидесятиминутную аудиенцию у
папы  Павла VI.  Впервые премьер-министр Израиля получил  аудиенцию  у папы,
хотя в 1964 году, когда Павел VI совершил однодневное паломничество в Святую
землю, он  встретился с президентом Шазаром,  Эшколом и, в сущности, со всем
кабинетом министров. Это  была не слишком приятная встреча. Папа подчеркнул,
что его визит вовсе не означает признания государства Израиль; штабом его на
три дня  стал не Израиль, а Иордания, и прощальное послание с борта самолета
было предусмотрительно адресовано не в Иерусалим, а в Тель-Авив.
     Отношения  между  Ватиканом   и   сионистским  движением   всегда  были
щекотливы, еще с тех пор,  как Пий X,  давший в  1904 году аудиенцию Теодору
Герцлю, сказал ему: "Мы не можем помешать евреям отправиться в Иерусалим, но
никогда не сможем это санкционировать... евреи  не признали господа  нашего;
мы  не можем признать евреев". Другие  папы были более  дружелюбны. Пий  XII
дважды принимал Шарета - один раз даже как министра иностранных дел Израиля.
Папа Иоанн XXIII относился к Израилю  с сочувствием и даже с теплотой, и наш
представитель был приглашен на его похороны и на коронацию Павла  VI. В 1969
году Павел VI официально принял  Аббу  Эвена,  и  наши послы  в Риме  всегда
поддерживали  довольно  близкие  контакты  с  высокопоставленными  особами в
Ватикане.  Ватикан,  признавший  все арабские  государства,  до  сих пор  не
признал Израиля, и отношение Ватикана к проблеме  Иерусалима все еще неясно.
Но  мне  думается,  что, в  конце  концов,  Ватикан  примирился  с  реальным
существованием еврейского государства.
     История моей аудиенции у папы началась не в Риме, а в Париже. Много лет
я     приезжала    на     заседания     Социалистического     интернационала
(вице-председателем  которого я  являюсь), где бы они  ни  проходили. В 1973
году  встреча социалистического  руководства  была назначена в  Париже -  за
полтора  месяца  до  всеобщих выборов во Франции. Я,  разумеется, собиралась
поехать,  как и  главы других  государств, где  социалисты были у  власти  -
например,   Австрии,  Дании,   Финляндии  и   Швеции,  так  же,  как   главы
социалистических  партий,  находящихся  в  оппозиции.  И тут,  ко  всеобщему
изумлению, Жорж Помпиду обвинил меня в том, что я приезжаю в Париж для того,
чтобы переманить "еврейские голоса"  (понятие, которого  во Франции нет)  на
сторону  социалистов.  Во  Франции  поднялась  буря,  в  результате  которой
Социалистический  интернационал, на  который  обычно обращают,  к сожалению,
мало внимания,  получил  неслыханную рекламу -  не меньшую,  чем непобедимая
враждебность  французского  правительства  к  Израилю.  Словом,  так  как  я
отправлялась  во  Францию, наш  посол  в  Риме  Амиэль Наджар  предложил мне
воспользоваться  случаем и выполнить рекомендацию, которую не раз давали его
друзья в  Ватикане, -  встретиться с папой.  Я  сказала, что  сделаю  это  с
удовольствием, и  через некоторое  время нам предложили испросить аудиенцию.
Еще через несколько дней письмо, адресованное мне, пришло в наше  посольство
в  Риме.  Оно  было  из  префектуры   Ватикана   и  в  нем   стояло:   "Ваше
превосходительство, имею честь сообщить Вам, что Святой Отец предоставит Вам
аудиенцию в понедельник 16 января 1973 года".
     На меня огромное впечатление произвел - да иначе и не могло быть! -  не
только и даже не столько Ватикан, сколько сам папа,  простотой и приятностью
своих манер и проницательным взглядом своих глубоко  посаженных темных глаз.
Думаю, что я бы куда больше нервничала, если  бы папа  не начал  разговора с
того, что  ему  трудно понять, как это евреи,  которые  должны  быть  больше
других народов расположены к милосердию, поскольку они так жестоко страдали,
могут действовать с такой жестокостью в собственной  стране. Этого разговора
я  просто  не  переношу,  особенно  потому, что  неправда,  будто  мы  дурно
обращались  с арабами  на территориях.  В Израиле  по-прежнему нет  смертной
казни, и вот самое большее, что  мы делали: мы сажали террористов в  тюрьмы,
мы  взрывали  дома  арабов,   которые   укрывали  террористов,  несмотря  на
неоднократные  предупреждения, и иногда, когда  другого выхода  не было,  мы
высылали   из  страны  арабов,   открыто   поддерживавших  и   подстрекавших
террористов. И пусть  те, кто нас  упрекает,  укажет мне точно, где  и когда
были  проявлены  жестокость и  грубость. Мне  очень хотелось  спросить папу,
какие  у  него источники  информации,  ибо  его  сведения слишком разительно
отличались от моих, но я этого не сделала. Вместо этого я сказала, чувствуя,
что мой голос дрожит от  гнева: "Ваше святейшество, знаете ли  вы, какое мое
самое первое воспоминание? Ожидание погрома в Киеве. Разрешите заверить вас,
что мой народ знает о жестокости все, что возможно, и о настоящем милосердии
мы тоже все узнали, когда нас вели в нацистские газовые камеры".
     Вероятно, с папой так говорить не принято, но я чувствовала, что говорю
от имени всех евреев мира, и живых, и тех, кто погиб, когда Ватикан сохранял
нейтралитет   во  время  Второй   мировой  войны.  Я  чувствовала,  что  это
историческая  минута.  Мы  смотрели друг  на друга. Думаю,  его  удивили мои
слова, но он ничего не сказал. Он просто  смотрел  мне прямо в глаза и  я не
опускала глаз. Потом, очень почтительно, но твердо и  немножко пространно, я
сказала, что теперь, когда у нас есть свое государство, мы больше никогда не
будем  зависеть  от  "милосердия" других. "Это  в  самом  деле  историческая
минута", - сказал он, словно прочитав мои мысли.
     Затем мы перешли  к другим вопросам, в частности к статусу Иерусалима и
Ближнего Востока. Надо было оговорить специальные условия для святых мест, и
для этого  надо было  "продолжать  диалог" между церковью и  нами,  о чем он