|
никак не могла довести до сознания американцев - особенно их министра
иностранных дел, холодного, серого Джона Фостера Даллеса - что от гарантий -
настоящих, зубастых гарантий - зависит самая наша жизнь, и что вернуться к
положению, которое было до Синайской кампании, мы не можем. Ничего не
помогало. Ни доводы, ни призывы, ни логика, ни даже красноречие нашего посла
в Вашингтоне и в ООН Аббы Эвена. Мы говорили на разных языках и ставили во
главу угла разные вещи. Даллес был одержим "страхом пропасти", страхом перед
призраком мировой войны, и он твердил мне, что Израиль из-за своего
неразумия будет виновником этой войны, если она разразится.
Много раз в это время мне хотелось бежать, бежать обратно в Израиль,
чтобы кто-нибудь другой поработал над Даллесом или Генри Кабот Лоджем,
главой американской делегации в ООН. Все бы я отдала - только бы не
присутствовать на очередном раунде переговоров, вечно кончавшихся
обвинениями. Но я оставалась на месте, и глотала обиды, и подавляла чувство,
что нас предали, и в конце февраля мы достигли некоего компромисса.
Последние наши части уйдут из Газы и Шарм-эль-Шейха в ответ на то, что
Объединенные Нации гарантируют право Израиля на свободу судоходства через
Тиранский пролив и что египетским солдатам не разрешено будет вернуться в
район Газы. Это было немного и не за это мы боролись - но это было все, чего
мы смогли добиться, и все-таки лучше, чем ничего.
3 марта 1957 года, предварительно проверив и уточнив каждую запятую с
м-ром Даллесом в Вашингтоне, я сделала заключительное заявление:
"Правительство Израиля в настоящее время готово объявить свой план
скорого и полного отступления из Шарм-эль-Шейха и Газы. Согласно резолюции N
1 от 2 февраля 1957 года, нашей единственной целью было обеспечить, после
отступления израильских вооруженных сил, постоянную свободу навигации для
израильского и международного судоходства в Акабском заливе и Тиранском
проливе".
Затем, выполняя данное себе обещание, я сказала:
"Разрешите теперь сказать несколько слов государствам Ближнего Востока
и, в частности, соседям Израиля. Не можем ли мы все теперь открыть новую
страницу и вместо того, чтобы драться между собой, драться вместе против
бедности, болезней, безграмотности? Можем ли мы - возможно ли для нас -
обратить все наши силы, всю нашу энергию на улучшение жизни, на прогресс и
развитие наших стран и наших народов?"
Но едва я села на свое место, поднялся Генри Кабот Лодж. К моему
изумлению, он заверил Объединенные Нации, что, хотя право судоходства для
всех наций через Тиранский пролив будет обеспечено, будущее Газы еще
предстоит решить в рамках соглашения о перемирии. Может быть, и не все
присутствующие поняли, о чем говорит Кабот Лодж, но мы-то поняли слишком
хорошо. Американское министерство иностранных дел выиграло битву с нами, и
египетское военное управление со своим гарнизоном вернется в Газу. Я ничего
не могла ни сказать, ни сделать. Я просто сидела, кусая губы, и смотреть не
могла на красивого м-ра Кабот Лоджа, умиротворявшего тех, кого так
беспокоило, что мы не хотим отступить безоговорочно. Это был не лучший день
моей жизни.
Но надо было смотреть в лицо действительности; к тому же мы не все
потеряли. На сегодняшний день федаины нам больше не угрожали; свобода
судоходства через Тиранский пролив получила поддержку: чрезвычайные силы ООН
вошли в Газу и в Шарм-эль-Шейх - а мы одержали военную победу, вошедшую в
историю и снова доказавшую, что мы умеем, если нужно, защищать себя с
оружием в руках.
В октябре того же года я снова, в той же ООН, пыталась найти выход из
тупика, в котором уже десять лет пребывали наши отношения с арабскими
государствами. Я обратилась к ним без всякой подготовки, без текста, глубоко
убежденная, что пришло для нас время разговаривать без посредников:
"Израиль подходит к своей десятой годовщине. Вы не хотели, чтобы он
родился. Вы боролись против решения Объединенных Наций. Вы открыли военные
действия против нас. Все мы были свидетелями горя, разрушения, кровопролития
и слез. Но Израиль здесь, он растет, развивается, прогрессирует... Мы -
старый, упрямый народ, и, как показала наша история, нас нелегко истребить.
Как и вы, арабские страны, мы добились национальной независимости, и нас,
как и вас, ничто не заставит от нее отказаться. Мы здесь, и мы здесь
останемся. История постановила, что Ближний Восток состоит из независимого
Израиля и независимых арабских государств. Это решение никогда не будет
изменено.
В свете этих фактов - реальна ли, справедлива ли политика, основанная
на фикции, что Израиль не существует или каким-то образом исчезнет, и какой
в ней смысл. Не лучше ли всем нам строить будущее Ближнего Востока,
основанное на сотрудничестве? Израиль будет существовать и прогрессировать,
даже если не будет мира, но, конечно, мир полезнее и для Израиля, и для его
соседей. Арабский мир - десять суверенных государств и 3000000 квадратных
миль площади - вполне может позволить себе мирное сотрудничество с Израилем.
Разве ненависть к Израилю и стремление его разрушить сделает счастливее хоть
одного ребенка на вашей земле? Разве эти чувства превратят хоть одну лачугу
|
|