территориально Юго-Восточный край, потому что с тех пор районирование  нашей
страны несколько раз менялось, распадались старые и возникали новые  области
и республики, исчезло и само понятие "Юго-Восточный край".
   А в те годы на территории этого края размещались нынешние  Ставропольский
и Краснодарский края (включая Карачаево-Черкесскую и  Адыгейскую  автономные
области), Ростовская область, а  также  Дагестанская,  Кабардино-Балкарская,
Чечено-Ингушская  и  Северо-Осетинская  АССР.  Тогда  это  были:  Донская  и
Кубано-Черноморская  области,  Ставропольская   губерния,   Терский   округ,
Дагестанская и Горская автономные республики, а также Кабардино-Балкарская и
Карачаево-Черкесская автономные области.
   Остановившись в ростовской гостинице,  я  в  тот  же  день  отправился  в
Югвостбюро ЦК.
   Как я и ожидал, Нанейшвили принял меня очень радушно, по-дружески. Он уже
знал о решении ЦК по поводу освобождения его от работы, но, будучи человеком
дисциплинированным, сдержанным  и  хорошо  воспитанным,  никак  и  ничем  не
выразил своего неудовольствия по этому поводу. В откровенной беседе я сказал
Нанейшвили, что неохотно согласился на перевод сюда из Нижнего и не  уверен,
что справлюсь с работой, которую  он  тут  выполнял.  Я  не  стал  чрезмерно
занимать его вопросами, решив  для  себя  несколько  иначе  познакомиться  с
обстановкой.  Только  попросил  его  хотя  бы  ближайшую  неделю  продолжать
выполнение обязанностей секретаря Югвостбюро ЦК, чтобы дать мне  возможность
познакомиться с жизнью города, с краевыми работниками,  почитать  протоколы,
письма, поступающие с мест, а также директивы ЦК.
   Общее впечатление от Ростова у  меня  осталось  тогда  довольно  тяжелое.
Бросалась в глаза общая запущенность и  какая-то  заброшенность.  Всюду  еще
были видны последствия Гражданской войны:  груды  разрушенных  домов,  следы
снарядов и пуль на многих стенах. Большинство домов, особенно муниципальных,
давно уже не ремонтировались. На улицах было очень грязно.
   Мне встретилось  большое  количество  беспризорных,  просящих  милостыню.
Кое-где, прямо на улицах, попадались даже  трупы  людей,  умерших,  как  мне
говорили, от голода: они прибыли  сюда  из  голодающих  районов  края.  Меня
поразило, как люди спокойно проходили мимо трупов, - видимо, это  стало  для
них привычным зрелищем. Глядя на все это, нетрудно было понять, что  местные
руководители не проявляют необходимой заботы о городе и его жителях.
   Это было настолько явно, что в своем первом же выступлении  на  заседании
Донского комитета партии я резко критиковал городские власти за эти упущения
и потребовал от них немедленно навести  в  городе  порядок,  оказать  помощь
беспризорным, устроить их в детские дома, на работу,  подкормить.  Это  было
тогда вполне нам под силу: уже поступал хлеб нового урожая.
   В течение недели я знакомился с делами, читал протоколы заседаний бюро ЦК
и его переписку с местными организациями  и  центром,  а  главное,  конечно,
беседовал с партийными  работниками,  уполномоченными  различных  наркоматов
РСФСР   по   Юго-Восточному   краю,   с   руководителями   и    сотрудниками
Крайэкономсовета и других организаций. Во время этих бесед присматривался  к
людям,  старался  выяснить  их  сильные  и  слабые  стороны,  знания,  опыт,
отношение к делу - ведь мне предстояло с ними работать.
   Вместе с тем, не изучив еще как следует во  всех  деталях  обстановку,  я
старался не спешить со своими советами или предложениями, понимая, что такие
рекомендации могли быть слишком поспешными  и  могли  принести  делу  скорее
ущерб, нежели пользу. Одним словом, я не торопился  "руководить",  а  больше
прислушивался к тому, что мне говорили.
   23 июня впервые был на заседании Югвостбюро ЦК. На этом  заседании  кроме
меня, Нанейшвили и Лукоянова (члена Югвостбюро ЦК) присутствовали  работники
аппарата бюро, руководители  Донского  обкома  партии  и  некоторые  краевые
советские работники. Вел  заседание  Нанейшвили.  Я  на  этом  заседании  не
выступал.
   Вопросы,  выдвигаемые  на  обсуждение  Югвостбюро  ЦК,   нередко   бывали
случайными, в большинстве случаев плохо или  совсем  не  подготовленными,  а
потому и решения,  принимаемые  по  таким  вопросам,  имели  слишком  общий,
декларативный характер. Помню, что все это произвело тогда на меня,  как  на
работника,  привыкшего  к   иным   методам   партийной   работы,   тягостное
впечатление.
   1 июля 1922 г. на заседании Югвостбюро ЦК мы распростились с  Нанейшвили.
Я поблагодарил его за оказанную помощь, и мы дружески расстались, после чего
я уже непосредственно приступил к исполнению обязанностей секретаря бюро ЦК.
   Наблюдая за работой аппарата и порядком проведения заседаний бюро, нельзя
было не отметить низкую дисциплину среди краевых работников. На примере  уже
первых заседаний бюро, прошедших с моим участием, стало  окончательно  ясно,
что готовились они наспех. Кроме того,  очень  возмутило  отношение  к  этим
заседаниям со стороны вызываемых  на  бюро  краевых  и  местных  работников.
Многие  из  них  являлись  с  большим  опозданием,  а  иные  и   вообще   не
присутствовали, считая, видимо, эти заседания для себя необязательными.
   На следующий день я вызвал к себе "нарушителей" и, побеседовав с каждым в
отдельности, немногословно, но строго разъяснил им всю  нетерпимость  такого
их  отношения  к  партийной  работе.  Ограничившись  на  первый  раз  устным
внушением, я предупредил их, что в случае повторения  подобных  фактов  бюро
вынуждено будет вынести им партийные  взыскания.  Надо  сказать,  что  такой
разговор принес большую пользу. С тех пор обстановка  заметно  изменилась  и
заседания бюро стали проходить нормально.
   Обдумывая ближайшие задачи краевой партийной  организации,  мы  понимали,