знакомы с настоящим положением вещей в Закавказье,  -  писал  я,  -  или  же
неправильной  информацией  безответственных  лиц  введены  в  заблуждение  и
поэтому  не  гарантированы  от  серьезных  ошибок  во  внешней  политике  по
отношению нашего края. Пользуясь маленькой возможностью, информирую  Вас..."
Письмо-доклад Ленину было довольно пространным.
   Было решено направить вместе с приехавшим из  Астрахани  юношей  Тиграном
Аксендаряном  технического  секретаря   бюро   крайкома   партии   20-летнюю
коммунистку Шуру Берцинскую. Она пользовалась у всех  нас  полным  доверием.
Была она небольшого роста, хрупкая, миловидная, по виду  моложе  даже  своих
двадцати лет: просто девчонка, гимназистка.
   Вот они-то, Тигран и Шура, и  должны  были  вручить  письмо  Центральному
Комитету партии, лично товарищу Ленину. (Надо сказать, что для страховки  мы
"продублировали" Тиграна и Шуру, направив в  Москву  с  аналогичным  письмом
третьего курьера - опытного коммуниста Хорена Боряна.)
   Тиграну и Шуре было поручено передать письмо лично  Ленину.  Они  успешно
выполнили это поручение и уже в июле 1919 г. вернулись в Баку.
   Весной 1917 г. от Степана Шаумяна и Алеши Джапаридзе я впервые услышал  о
Серго Орджоникидзе. Они работали с Серго в партийных организациях Закавказья
еще  до  революции.  Товарищи  говорили  о  нем  как  о   принципиальном   и
мужественном революционере, неутомимом организаторе масс. Уже  тогда  из  их
рассказов  в  моем  представлении  сложился  яркий  образ  Серго,   овеянный
революционной романтикой.
   Из пятнадцати лет подпольной деятельности восемь лет провел  Орджоникидзе
в  тюрьмах,  на  каторге  и  в  ссылке.  Тюрьмы  Тифлиса,  Сухума  и   Баку,
Шлиссельбургская крепость, сибирская и якутская ссылки не  сломили  железную
натуру Серго, а  явились  университетами  борьбы,  еще  более  закалили  его
идейную убежденность. Ни разу он не отступил и не согнулся.
   Хочу рассказать о Серго Орджоникидзе как о человеке, вместе с  которым  я
работал многие годы и оставался дружен до самой его смерти.
   Серго был человек очень целеустремленный. Его душевный склад,  взгляды  -
политические и философские, его поступки и образ жизни  -  все  было  едино,
слитно, крепко сцементировано.
   Он хорошо разбирался в сложнейших политических и экономических  вопросах.
Был большим знатоком партийной политики и тактики, методов борьбы  партии  и
рабочего класса. Невольно возникал вопрос: откуда это было у него?  Ведь  по
образованию он был всего лишь фельдшер.
   Мне кажется, что здесь и проявляется одна из наиболее  ярких  черт  этого
выдающегося человека. Будучи с детства весьма одаренным, Серго учился всегда
- в ходе революционных событий, в жесточайшей  борьбе  существовавших  тогда
политических партий, в процессе преодоления внутрипартийных  разногласий,  в
подпольных кружках, в упорной самообразовательной  работе,  при  встречах  с
самыми разными людьми -  личных,  на  собраниях,  заседаниях,  конференциях,
съездах. Он жадно глотал знания, прочно впитывал их в себя. Тюрьмы и  ссылки
тоже стали для него великолепным университетом жизни и знаний:  я  поражался
списку книг, которые Серго прочитал, находясь в Шлиссельбургской крепости.
   Серго был человеком активного  действия,  интересовался  всем.  Очевидно,
именно поэтому Серго так ярко проявил себя в самые тяжелые годы борьбы нашей
партии.
   Конец 1918 г.  В  Баку  пала  Советская  власть.  В  Закавказье  вступили
германо-турецкие   войска:   образовалось   три   буржуазных    национальных
государства, враждебных  Советской  России.  На  Северном  Кавказе  немцы  и
деникинцы открыли фронт против большевиков.  Орджоникидзе  находился  в  это
время во Владикавказе. Он - чрезвычайный комиссар Юга России и  руководитель
комитета обороны Терской области. Перед ним возникает вопрос:  отступать  ли
ему вместе с войсками на Астрахань или  остаться  с  местными  партизанскими
отрядами рабочих и горцев и продолжать борьбу здесь, на месте? Серго  решает
остаться и сражаться до  конца,  хотя  надежд  на  победу  мало:  в  тылу  -
меньшевистская  Грузия,  враждебная  Советской   России,   наступают   банды
белогвардейцев.
   Серго был обаятельным человеком. Он  не  был  прирожденным  оратором,  но
обладал исключительным даром сразу вступать в  тесный,  прямо-таки  душевный
контакт с аудиторией и покорять ее своей искренностью, прямотой и простотой.
Обычно спокойный и выдержанный, он становился, однако,  неузнаваемым,  когда
ему приходилось сталкиваться с явной  несправедливостью,  интриганством  или
ложью. Тогда он закипал негодованием и яростью и мог совершить  поступок,  в
котором потом искренно раскаивался.
   Хочу обратить внимание еще на одну особенность Серго: он  не  умел  таить
злобу, был очень отходчив, никому не мстил.
   Встречи с Орджоникидзе стали у меня более частыми после моего переезда  в
Ростов, куда я был назначен секретарем Юго-Восточного  бюро  ЦК  РКП(б).  Я,
естественно, интересовался тогда работой Серго и вообще делами  закавказских
компартий, поскольку  мы  "жили"  рядом:  многие  северокавказские  проблемы
перекликались и были родственны аналогичным проблемам Закавказья. Встречи  и
беседы с Серго были особенно полезны для меня, потому что он лучше меня знал
Северный Кавказ, Дагестан. Обычно,  когда  приходилось  ехать  в  Москву  на
пленумы ЦК партии, на  съезды  Советов,  мы  с  Ворошиловым  (который  также
работал тогда в Ростове) присоединялись к Орджоникидзе и Кирову, проезжавшим
через Ростов. Ехали мы в одном вагоне и обратно возвращались тоже вместе.  В
этих поездках всегда происходили дружеские, задушевные разговоры, оживленный
обмен мнениями, как это всегда бывает между близкими товарищами по работе.