иногда даже с мрачными нотками, иногда с нежными, но безнадежными мыслями.
   Но, конечно, я пишу глупости. Когда на Кавказе яркие  и  светлые  надежды
покрываются черными тучами, как будто нагнетающие картину ада, то надо в это
время думать, как прекратить сползание в ад - и больше ни о чем.
   В Баку, как и в целом на Кавказе, сейчас очень тревожное положение.  Баку
- это узел, где соединяются и борются друг  с  другом  и  ищут  решения  все
национальные и классовые противоречия...
   Обо всем этом я еще напишу тебе через несколько дней. Только скажи  тете,
что ничего опасного для меня нет и я чувствую себя хорошо.
   Сегодня, вот прямо сейчас, я иду выступать  с  лекцией.  Времени  поэтому
больше нет.
   А.Микоян

   Но по-прежнему денег у меня хватало еле-еле только  на  еду.  О  квартире
нечего было и думать. Поздно вечером, когда работа в комитете  кончалась,  я
расстилал на столе газеты,  сооружал  себе  из  кипы  разных  бумаг  подобие
подушки и ложился спать. Одеяло было не нужно: стояла жаркая погода, к  тому
же и спал я не раздеваясь. Было условлено, что вставать я должен рано, часов
в шесть, приводить в порядок помещение, потому что утром в комитет по дороге
на  работу  приходили  рабочие-активисты,   чтобы   забрать   по   нескольку
экземпляров газеты "Бакинский рабочий" - для распространения  среди  рабочих
на промыслах. Я никогда не высыпался. И  тем  не  менее  с  каким-то  особым
теплом всегда вспоминаю это время.
   Как-то в мае 1917 г. меня пригласил к себе домой Шаумян. Жил он тогда  на
окраине города, в домике, который стоял на самом склоне горы. Тут я  впервые
увидел жену и детей Степана: у него было трое сыновей и одна дочь.
   Шаумян и его семья очень тепло, по-дружески  встретили  меня.  Он  как-то
сразу проявил ко мне доверие и расположение. Помню, он предложил  включиться
в работу редакции еженедельной газеты "Социал-демократ" на армянском  языке.
Степан был редактором этой газеты, но из-за  большой  нагрузки  по  основной
работе не мог уделять газете должного внимания и времени. Поэтому он  хотел,
чтобы я, хорошо знавший армянский язык, помог ему в  редактировании  газеты.
Так я начал работать в  газете  и  впоследствии  стал  даже  ее  фактическим
редактором, не прекращая, однако,  вести  и  организационно-пропагандистскую
работу.
   В ту пору душой солдат, властителем их дум был военный комендант  Баку  -
прапорщик Авакян, смелый, самоотверженный человек. Помню,  в  июньские  дни,
когда спадала жара,  на  площади  Свободы  начинались  бесконечные  митинги.
Солдаты соорудили на площади специальный деревянный помост, на нем  трибуну,
с которой Авакян и выступал иногда по два-три раза за вечер. Внешний  вид  у
него был необычен: черный плащ,  на  голове  какой-то  странный  убор  -  ни
офицерский, ни солдатский. Он был высокого  роста  и  очень  худой.  Мне  он
казался похожим на Мефистофеля.
   И вот на одном из солдатских митингов я выступил и  рассказал  о  позиции
большевистской партии. Мои слова были  выслушаны  с  напряженным  вниманием.
Потом раздались разные выкрики: одобрения и недовольства.  К  трибуне  стала
приближаться группа воинственно настроенных солдат. Поднялся шум. Но  я  уже
закончил выступление, сошел с трибуны и, не задерживаясь, скрылся.  Товарищ,
который был вместе со  мной,  потом  говорил,  что  я  хорошо  сделал,  уйдя
вовремя, так как со мной хотели расправиться.
   В то время мы еще организационно не размежевались с меньшевиками:  у  нас
была единая организация. Однако в самом составе Бакинского  комитета  партии
большевики  и  численностью   (из   девяти   членов   комитета   семь   были
большевиками), и влиянием были сильнее меньшевиков.
   После первых же апрельских выступлений Ленина, вернувшегося в  Россию  из
эмиграции, стало ясно,  что  задача  перерастания  буржуазно-демократической
революции в революцию  социалистическую  настоятельно  требовала  разрыва  с
меньшевиками. Но у нас это дело затянулось.
   Помню,  в  начале  мая  из  Петрограда  приехали  Миха  Цхакая  и  Филипп
Махарадзе.  Они  участвовали  в  VII  (Апрельской)  Всероссийской  партийной
конференции большевиков, проходившей под руководством Ленина.
   Встреча с ними состоялась на квартире члена Бакинского  комитета  Виктора
Нанейшвили. Миха Цхакая подробно рассказал, как  был  организован  выезд  из
Швейцарии Ленина и группы большевиков, в которую входил и сам  Миха  Цхакая.
Шаумян сообщил, что в ближайшее время большевики  собираются  отколоться  от
меньшевиков. Вскоре  на  объединенном  заседании  Бакинского  комитета  было
принято решение о созыве Общебакинской партийной конференции.
   На  конференцию  прибыла  делегация  от  меньшевиков  в  составе  Исидора
Рамишвили и Богатурова. Исидор Рамишвили со своей белой бородой был похож на
пророка. И говорил он, как пророк: "Товарищи, не  уходите  от  нас,  давайте
оставаться вместе, в одних рядах марксистов. Если вы уйдете, то  еще  больше
полевеете...  а  меньшевики  еще  больше  поправеют...   Если   мы   сегодня
разойдемся,  то  никогда  больше  не  сойдемся.  Призываю   вас,   товарищи,
восстановить единство наших рядов!" Речь  Рамишвили,  хотя  он  произнес  ее
очень вдохновенно и красиво, не была, однако, поддержана никем.  Раскол  был
окончательно завершен.
   К концу июля 1917 г. здоровье мое резко ухудшилось. Сказались  перегрузка
работой, постоянное недоедание и недосыпание. Как-то по приглашению  Шаумяна
я вновь зашел к нему на квартиру. Он подробно расспросил меня  о  работе,  о
моих впечатлениях, поинтересовался, почему я так плохо выгляжу.  Выяснив,  в