|
перехватить лодку, в которой он добирался до Астрахани в конце 1919 г. Его
могли унести кровавые ураганы 1937-38 гг. Его мог убить отчаявшийся солдат,
стрелявший в его машину, выезжавшую из Спасских ворот осенью 1941 г. В его
кабинет в Кремле или во Внешторге могла попасть немецкая бомба, ибо он
никогда при воздушной тревоге не уходил в бомбоубежище. В 1943 г. его вагон
стоял на станции Дарница под Киевом, которую регулярно бомбила немецкая
авиация. Он мог утонуть во время шторма возле Курильских островов в 1945 г.
Он был бы уничтожен Сталиным в 1953 г., если бы тот прожил еще несколько
месяцев. Его могли бы убить на улицах Будапешта в 1956 г., когда он велел
водителю открытого бронетранспортера провезти его по местам самых
ожесточенных боев (пули стучали по бортам машины беспрерывно, сыпались
сверху из окон домов). Он мог утонуть в ледяных водах Атлантики в январе
1959 г., когда два из четырех двигателей самолета, летевшего по маршруту
Нью-Йорк-Копенгаген, загорелись над океаном. Лайнер чудом дотянул до
ближайшей военно-морской базы США, где срочно расчищали от двухметрового
слоя снега посадочную полосу. В ноябре 1959 г., после возвращения из
Мексики, выяснилось, что еще 20 минут полета и самолет потерпел бы аварию
из-за некачественной сборки турбины. В 1963 г. в Кремлевской больнице после
небольшой операции ему влили кровь донора, больного гепатитом. Выход из
тяжелейшей болезни в 68 лет был настолько трудным, что он признался брату
Артему, что начал терять надежду на выздоровление.
Только в октябре 1978 г., в возрасте около 83-х лет, ему не повезло: он
простудился, затем началось воспаление легких, перешедшее в отек легкого, и
организм не выдержал.
И все же: почему при всех лидерах ему везло в политической жизни? Выскажу
свое личное мнение, не претендуя на исчерпывающий ответ.
Он никогда не стремился вверх, на высшие посты. Напротив, всегда упорно
отказывался от повышений, а соглашался, лишь подчиняясь партийной
дисциплине. Поэтому ни один "первый" не видел в нем личной опасности для
себя.
Всецело преданный работе, он к тому же обладал поистине "компьютерной"
памятью, был прекрасным организатором, всегда находившим выход из
безвыходной, казалось бы, ситуации, блестящим и энергичным руководителем,
справлялся с любыми заданиями, которые ему давались сверх и без того
громадной нагрузки. И не старался изобразить успех как некий подвиг, просто
работал и не выпячивал своей роли.
В спорах с руководителями, стоявшими выше него - Шаумян, Ленин, Сталин,
Хрущев, - был тактичен, старался не доводить разногласия до резкой
конфронтации, умел выявлять расхождения и высказывать свое мнение, не роняя
престижа лидера, с которым спорил.
В 20-х годах искренне хорошо относился к Сталину, уважал и ценил его, и
тот, как прекрасный психолог, это видел.
С середины 30-х годов и позже, будучи свидетелем разнузданных сталинских
репрессий, оказался способным на компромиссы со своей совестью, хотя и
спорил со Сталиным из-за арестов, но не затевал с ним борьбы, поскольку она
не имела никаких шансов на успех.
К другим руководителям, членам Политбюро и правительства, проявлял
лояльность, никогда не интриговал, не старался выставить их в дурном свете.
Обладал редкой силой воли, удивительным даром убеждения, основанным на
сильном характере, остром живом уме, логике, знаниях и опыте.
Умел жестко и настойчиво отстаивать свою точку зрения и находить
аргументы, заставлявшие оппонентов уступать. Это проявилось особенно
наглядно, когда он защищал Хрущева от нападок в 1956 и 1957 годах. Это же не
раз проявлялось в спорах в Президиуме ЦК при Хрущеве в ходе обсуждения
некоторых инициатив последнего. Жизнь доказывала правоту Микояна, что
вызывало невольное уважение к его суждениям и со стороны самого Хрущева.
Умел также находить компромиссы, которые предотвращали принятие решения,
неправильного с его точки зрения.
Скорее всего, в этом, возможно, неполном перечне можно найти противоречия
- но разве они не являются неизбежным спутником характера каждого человека
(если он имеет характер)?
Нелегко было вместить в один том основное и наиболее интересное из
огромного литературного и документального наследия Анастаса Ивановича
Микояна. Надеюсь, в дальнейшем окажется возможным восполнить пробелы,
возникшие из-за недостатка места, а также и потому, что не все известные мне
записи моего отца были переданы из Президентского архива в Российский Центр
хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ). Именно материалы
этого учреждения, главным образом, и были использованы. Большим подспорьем
оказались также многочисленные записи, сделанные лично мною в разные годы
под диктовку А.И.Микояна и хранившиеся все минувшие годы у меня дома. Их я
тоже использовал, насколько позволил объем книги. Кое-что записывали или
рассказывали мне старшие братья и сын Владимир.
В основе первых глав настоящей книги лежат выпущенные Госполитиздатом в
1971 и 1974 гг. два тома воспоминаний А.И.Микояна. Надо сказать, что второй
том нес на себе зримый отпечаток тяжелой руки редакторов и цензоров ЦК КПСС.
Я помогал отцу в его работе и имел возможность наблюдать иногда абсурдный, а
иногда вполне осмысленный "прессинг" на бывшего члена Политбюро, попавшего в
немилость к брежневскому окружению (впрочем, нисколько не сожалеющего об
этом). Главными причинами немилости были верность курсу на преодоление
|
|