я ею, придать себе значительность в глазах Принца или двора.  Принц
Конти, напротив, побуждаемый жаждою  мщения,  помышлял  лишь  о  том,  чтобы
подорвать доверие к своей сестре со стороны наиболее  значительных  деятелей
названной партии и таким образом завоевать их для себя, и попустительствовал
им во всякого рода бесчинствах. Предвидя, к чему может повести в его  партии
столь  резкое  столкновение  взглядов,  и  рассудив,  что   враждебность   и
разобщение еще больше усилятся с его отъездом, Принц оставил графа  Марсена,
как я сказал, дабы пресекать, насколько возможно, столь великие неурядицы  и
препятствовать их последствиям. И,  согласовав  с  ним  и  г-ном  Лене  вес,
касавшееся гиенской  армии,  происков  и  раздоров  в  Бордо  и  внутри  его
собственного семейства, он покинул принца  Конти  в  Ажене  и,  наделив  его
верховным командованием, попросил прислушиваться к советам графа  Марсена  и
г-на  Лене.  Он  также  не   поскупился   на   внешние   проявления   своего
исключительного доверия к президенту Виолю, но  в  действительности  считал,
что не оставляет в Бордо никого, по-настоящему приверженного его  интересам,
кроме двоих, только что мной упомянутых. И вот при таком  положении  дел  он
приготовился выехать из Ажена, чтобы отправиться к армии г-на де Немура. Эта
поездка была очень долгой  и  исполненной  таких  трудностей,  что  поистине
нельзя было надеяться на их одоление. Граф Аркур находился возле Ажена; двор
слишком многих подкупил в этом городе, чтобы они не  поспешили  сообщить  об
отъезде Принца; да и принадлежавшие к его партии подозревали, что затевается
эта поездка, и слух о ней прошел раньше, чем она была  окончательно  решена.
Предстояло проделать путь почти в сто двадцать лье, и притом не сменяя нигде
лошадей. Граф Аркур мог не только выслать в погоню за Принцем  свои  отряды,
но и сообщить двору через нарочных о пути его следования и дать распоряжение
городам и гарнизонам воспрепятствовать его проезду. К тому же Принц  не  мог
довериться  в  этом  деле  большому  числу  людей,  а  малое  их  число   не
обеспечивало его безопасности. Нужно было, кроме того, внушить  всем,  будто
он уезжает в Бордо, и помешать офицерам последовать за ним ради его  охраны,
используя такие предлоги, которые ничем  не  намекали  бы  на  его  истинные
намерения. Ради всего этого Принц повелел принцу Конти оставаться в Ажене и,
сделав вид, будто собирается съездить в Бордо дня на два или  три,  приказал
всем своим офицерам и волонтерам дожидаться его в Ажене при его брате.
     Принц выехал из Ажена  в  вербное  воскресенье,  и  полдень,  вместе  с
герцогом Ларошфуко, принцем Марсийаком, графом Гито, {10} Гурвилем  и  своим
камердинером. Маркиз Леви {11} поджидал его с  лошадьми  в  Ланкэ,  поместье
герцога Буйонского, где находился  и  Берсене,  капитан  гвардейцев  герцога
Ларошфуко, также участник этой поездки. И так  как  маркиз  Леви  располагал
охранной грамотой графа Аркура, выданной ему на предмет возвращения вместе с
прислугою к себе в Овернь, то Принц  и  следовавшие  с  ним  лица  сошли  за
сопровождающих маркиза Леви, за тех самых слуг, имена которых были вписаны в
охранную грамоту. {12}  Но  самым  тягостным  во  время  этой  поездки  была
исключительная поспешность, с какой они ехали днем и ночью, почти не  сменяя
лошадей и нигде не задерживаясь больше чем на два часа. Останавливались  они
у двух-трех дворян, друзей маркиза Леви, чтобы дать себе на несколько  часов
роздых и купить лошадей, но принимавшие их у себя настолько не подозревали в
Принце того, кем на самом деле  он  был,  что  в  непринужденной  застольной
беседе говорили достаточно свободно о его близких,  благодаря  чему  он  мог
понять, что остается неузнанным. Наконец, проделав путь по виконтству Тюренн
и через Шарлюс в Оверни, он прибыл в субботу вечером в Бек д'Алье в двух лье
от Шарите, откуда беспрепятственно переправился через Луару, хотя в Шарите и
находились две роты кавалерии под  командованием  Бюсси  Рабютена.  {13}  Из
Шарите Принц отправил Гурвиля в Париж, чтобы сообщить герцогу Орлеанскому  и
г-ну де Шавиньи о своей поездке. День пасхи Принц провел  в  Коне,  где  все
были настороже, и, так как двор пребывал тогда в Жьене, Принц везде говорил,
что направляется со своими товарищами отбыть очередную  службу  при  короле.
Тем  не  менее  рассудив,  что  ему  не  удастся,  долгое  время   оставаясь
неузнанным, следовать по  оживленной  большой  дороге,  которую  использовал
двор, он решил покинуть ее и перебраться  на  дорогу  к  Шатильону-Сюр-Луэн.
Больше того, ему едва не пришлось раскаиваться, почему он  не  сделал  этого
раньше, так как им повстречались двое посланных  двором  нарочных,  один  из
которых узнал графа  Гито.  И  хотя  этот  нарочный  не  остановился,  чтобы
перекинуться  с  ним  словами,  лицо  его  выразило  явную  настороженность,
наводившую на мысль  о  зародившемся  в  нем  подозрении,  что  между  этими
всадниками  находится  и  Принц.  Вскоре  все  разъяснилось,  ибо,  встретив
камердинера Принца, ехавшего в тысяче шагов позади остальных, этот  нарочный
остановил его и, сделав вид, будто намерен его убить, выяснил, что  запавшее
в него подозрение было вполне обоснованным. Этот случай заставил  Принца  не
только решиться сразу же покинуть большую дорогу, но и оставить, сверх того,
Берсене в лачугах  близ  моста  у  дороги,  которой  должно  было  держаться
нарочному на обратном пути ко двору, дабы убить его, если он там  покажется.
Но счастливая звезда этого человека побудила  его  пуститься  другим  путем,
чтобы возможно скорее сообщить в Жьене о том, что он видел.
     Кардинал тотчас же отрядил Сент-Мора {14}  с  двадцатью  кавалеристами,
чтобы подстеречь Принца на дороге, которая вела в Шатильон к армии  г-на  де
Немура. В другом случае Принц едва  не  был  схвачен.  Прибыв  к  Бриарскому
каналу, он повстречался с вахмистрами двух или  трех  кавалерийских  полков,
направлявшихся на свои расположенные  в  этом  месте  квартиры,  и  так  как
подразделения подходили туда с разных сторон, ему тем труднее  было  выбрать
надежный путь. Шаваньяк, знавший одного проживавшего невдалеке дворянина  по
имени Ла