е имел противостоявшего ему неприятеля.  Таким  образом,  ничто  не
препятствовало ему вступить в пределы Франции и  добиться  там  внушительных
успехов, если бы не обычное для испанцев  отвращение  к  замыслам  подобного
рода, поскольку они страшатся подвергать свои  войска  превратностям  случая
ради выгод, которые их непосредственно не касаются, равно как и ставить себя
в положение, когда могут оказаться нарушенными сообщения с  подвластными  им
областями. Вот почему, осадив Музон, взятый ими {92} после  затянувшейся  на
месяц осады, они сочли, что с  них  хватит.  Тем  не  менее  г-н  де  Тюренн
преодолел все эти помехи и  с  величайшим  трудом  заставил  испанцев  пойти
прямиком на Париж, надеясь, что  его  присутствие  с  этими  силами  вызовет
достаточно смятения и разброда, чтобы доставить ему возможность  предпринять
многое. В то время и приверженцы Принца также начали составлять всевозможные
планы, как вызволить его из заключения. Герцог Немур  открыто  объявил  себя
сторонником Принца, и наконец все, казалось, споспешествовало замыслам  г-на
де  Тюренна.  И  вот,  чтобы  не  упустить  столь  благоприятно  сложившейся
обстановки, он вступил в Шампань и сразу же захватил Шато-Порсьен и  Ретель,
оказавшие весьма слабое сопротивление,  после  чего  продвинулся  вплоть  до
Ферте-Милона. Но, узнав там о перемещении принцев в Гавр-де-Грас, испанцы не
пожелали идти дальше,  и  г-н  де  Тюренн  принужден  был  вместе  с  армией
возвратиться в Стене. Все же он распорядился укрепить Ретель и оставил в нем
испанский гарнизон во главе с делли  Понти.  {93}  Он  полагал,  что,  ставя
начальника над  крепостью,  ставшей  исключительно  важной,  нельзя  сделать
лучшего выбора, как препоручив ее человеку, который со  славою  защитил  три
или четыре наиболее значительных крепости Фландрии.
     Известия о только что рассказанном  мною  ускорили  возвращение  двора.
Фрондеры, действовавшие, пока принцы находились в  Венсенне  и  в  Маркусси,
заодно с Кардиналом в надежде заполучить их в свои руки, полностью  утратили
эту надежду, узнав о перемещении их в Гавр. Свое недовольство Кардиналом они
тем не менее скрыли под личиной того же самого поведения,  какого  держались
ранее, дабы скрывать свое  сближение  с  ним.  Хотя  со  времени  заключения
принцев они постарались неприметно извлечь из своего примирения с Кардиналом
все, что только могло пойти им на  пользу,  все  же,  чтобы  сохранить  свое
влияние на народ, они, с  согласия  Кардинала,  стремились  внушить  всем  и
каждому, что нисколько не оставили  своего  былого  намерения  добиться  его
падения. Таким образом, то, что сначала делалось  фрондерами  по  уговору  с
Кардиналом, теперь, когда они по-настоящему захотели сбросить его, послужило
им против него. Их ненависть к нему возросла еще больше из-за  заносчивости,
с какою он после своего возвращения стал относиться ко всем. Он с  легкостью
сам себя убедил, что, переместив принцев в Гавр и  усмирив  Гиень,  вознесся
над всеми партиями и группировками, из-за чего пренебрег теми, в ком  больше
всего нуждался, и помышлял лишь о  создании  сильной  армии  для  отвоевания
Ретеля  и  Шато-Порсьена.  Начальствование  над  нею   он   вручил   маршалу
Дюплесси-Пралену, {94} которому повелел со  всею  поспешностью  выступить  с
задачею обложить Ретель, решив  прибыть  к  армии  под  конец  осады,  чтобы
присвоить всю славу победы.
     Г-н де Тюренн сообщил испанцам о замысле Кардинала и  приготовился  ему
помешать.  Делли  Понти   поручился,   что   сможет   держаться   достаточно
продолжительный срок, и г-н де Тюренн,  основываясь  на  этом,  совместно  с
испанцами принял необходимые меры для оказания ему помощи. Он решил поспешно
двинуться к Ретелю с целью вынудить маршала Дюплесси снять осаду  или  чтобы
напасть на его размещенные  в  некотором  удалении  войсковые  квартиры.  Но
трусость или измена делли Понти, который продержался на  шесть  дней  меньше
обещанного, не только сделала бесполезным замысел  г-на  де  Тюренна,  но  и
вынудила его сразиться в невыгодных  для  него  условиях.  Маршал  Дюплесси,
усилившийся благодаря прибытию подкреплений, двинулся с опережением  в  один
переход, так что, не имея  возможности  уклониться  от  неприятеля,  г-м  де
Тюренн вступил в бой, выказав много  доблести,  но  потерпев  неудачу.  {95}
Тогда  он  рассудил,  что  нужно  как  можно  скорее  отправиться  к   графу
Фуенсальданья, {96} не  только  чтобы  успокоить  его  и  склонить  к  новым
усилиям, но и для того, чтобы не  подать  повода  испанцам  подумать,  будто
случившееся  способно  оторвать  его  от   их   интересов   и   побудить   к
самостоятельным поискам выхода за спиною у них.
     После  этой  победы  Кардинал,  успевший  добраться  уже   до   Ретеля,
возвратился в Париж как бы с триумфом и выказал столько чванства  по  случаю
этой удачи, что в умах всех с новой силою  пробудились  издавна  питаемое  к
нему отвращение и страх перед era владычеством. Тогда же было подмечено, что
судьба использовала исход этой битвы посвоему, а именно таким  образом,  что
потерпевший в ней поражение г-н де  Тюренн  стал  крайне  нужен  испанцам  и
получил верховное командование над их армией, а Кардинал,  приписавший  себе
всю славу за это деяние, навлек на себя зависть  и  общественную  ненависть.
Фрондеры сочли, что он перестанет с  ними  считаться,  поскольку  переставал
испытывать в них нужду, и, опасаясь, как бы он не разделался с  ними,  чтобы
править единолично, или не отдал их  на  заклание  Принцу,  именно  тогда  и
заключили соглашение с президентом Виолем, {97} Арно {98} и Монтереем,  {99}
ревностными приверженцами Принца, сообщавшими ему обо всем и получавшими  от
него ответные указания.
     Начало этих переговоров повлекло за собой целый ряд других -  особых  и
тайных, то с герцогом Орлеанским, г-жой де Шеврез, Коадъютором  и  г-ном  де
Шатонефом, то с герцогом Бофором  и  г-жою  де  Монбазон;  некоторые  повели
переговоры непосредственно с Кардиналом. Но поскольку  принцесса  Пфальцская
{100} ка