щему агро-городу: большой полукруг площади, примыкающий к 
проезжей дороге, а от него лучами расходятся улицы, разбивающие всю деревню на 
специализированные сектора: тут – сараи и силосные башни, там – тракторы и 
автомобили, здесь – школы и технические службы … Словом, рационализированная 
архитектура «города-деревни». Все это несколько напоминает половину огромной 
розетки с неясно очерченными краями.
 Советская деревня совершенствуется, хотя и не без борьбы, – и перед нашим 
взглядом возникает другая огромная страна, страна, придавленная самым развитым 
капитализмом, – Соединенные Штаты. Там посевы пшеницы сократились на 10 %. 
Общая стоимость сельскохозяйственной продукции упала с 11 миллиардов долларов в 
1929 году до 5 миллиардов долларов в 1932 году. За два года стоимость ферм 
(угодий и машин) снизилась на 14 миллиардов долларов. Имущество 42 % всех 
земледельцев заложено, и если в 1932 году властями было выгнано из родных домов 
только 258 000 фермеров, то это потому, что фермеры восставали с оружием в 
руках.
 А Национальная администрация по восстановлению (NRA), эта мозговая эманация 
капитализма, не видит никакого выхода кроме земледельческого мальтузианства, 
кроме самоубийства: сократить посевную площадь на 8 %, премировать фермеров, 
оставляющих поля необработанными, премировать хлопковых плантаторов, 
уничтожающих от 25 до 50 % своего урожая. Над плантациями проносится 
опустошительный ураган: радость, национальная победа!
 Французские газеты сообщают, что виноделам Шампани «угрожает» хороший урожай … 
И там, и здесь единственный выход – наводнение, заморозки, град, филлоксера!
 Мы уже говорили о чудовищном уничтожении бразильского кофе. Такие приемы 
граничат с безумием и преступлением, мимо них нельзя пройти, не содрогнувшись. 
За последние годы они получили необычайное распространение. Это – не отдельные 
изолированные случаи, а настоящий метод капиталистического хозяйства.
 По примеру системы премий за разрушение и обеспложивание, практикуемой в 
американской промышленности и сельском хозяйстве, Франция тоже вводит 
официальное запрещение некоторых пород винограда, дающих особо богатый сбор, 
запрещение усовершенствованных методов в общественных работах (в некоторых 
крупных контрактах оговорено воспрещение пользоваться экскаваторами). Г-н Кайо 
в своем «Капитале» указывает средство для преодоления кризиса: ограничить и 
воспретить использование утиля.
 Чтобы двигать прогресс, вернемся к средневековым орудиям!
 Одно и то же зрелище, жуткий фарс смерти повторяется перед вами на всех концах 
земного шара, во всех областях труда. В департаменте Сены и Уазы, – а также и в 
других департаментах, – косят зеленую пшеницу. В департаменте Восточных 
Пиренеев, – а также и в других департаментах, – целые возы фруктов 
выбрасываются на свалку. В Ломбардии – и только ли там? – крестьяне сжигают 
шелковичные коконы. Повсюду идет всесожжение злаков: люди сеяли зерно, чтобы 
заботливо выращивать хлеб, – теперь они убивают его и закапывают в землю. 
Убивают и хоронят целые гектары свеклы, целые стада коров и свиней. В 
американские (и не только американские) реки выливаются потоки молока. Суда, 
набитые рыбой, выбрасывают свой груз в море. На предприятиях «Дженерал Моторс» 
тысячи новеньких, полностью оборудованных автомобилей сплющиваются и дробятся в 
куски чудовищными специальными машинами.
 И эти рассчитанные катастрофы, эти бесчисленные казни совершаются в тот момент,
 когда все эти уничтожаемые блага где-то нужны, когда люди массами умирают с 
голоду, когда в Китае и Индии сотни миллионов человеческих существ питаются 
травой или древесной корой, когда те самые страны, где идет это массовое 
уничтожение пищи и промышленных изделий, кишат безработными и недоедающими.
 Последний итог капитализма: он убивает природу, он убивает вещи. Нет более 
позорного обвинения общественному строю, чем это грандиозное самоистребление, 
этот вопль – повернуть мир назад, возвратить человека к варварству!
 Мыслимы ли такие зловещие нелепости в СССР, где всякий избыток продуктов 
автоматически направляется туда, где эти продукты нужны?  «У нас, в СССР, 
виновников таких преступлений,  – заявил Сталин, –  отправили бы в дом 
умалишенных». 
 Возвращаясь к Советскому Союзу и переходя от вещей к людям, – а события часто 
получают начало и всегда получают направление именно от людей, – мы видим, что 
его огромный, необозримый прогресс, его достижения завоеваны силою совершенно 
исключительного воодушевления. Энтузиазм, порожденный идеей, создал 
сверхрезультат. Социалистическое соревнование оказалось тем мощным «невесомым», 
которое решило успех.
 Советские рабочие – такие же люди, как и все другие. Но, как я уже говорил, у 
них не те головы, у них не те руки, что у рабочих капиталистических стран; ибо 
при капитализме рабочие все время борются против своих хозяев, а в Советской 
стране – работают на себя. Чувство гордости и радости, сияющее на лицах 
советских рабочих, – вот та «перемена», которая больше всего поразила Горького, 
когда он в 1928 году вернулся после долгого отсутствия в Советский Союз. «Вот 
что сделали социалистические рабочие!» – эти слова необычайно часто (и с какой 
гордостью!) произносятся в рабочей среде при виде достижений, которые теснятся 
вокруг, опираются друг на друга и разрастаются с художественно организованной 
кинематографической быстротой на необъятном пространстве бывшей России в то 
время, как жизнь мира почти остановилась в своем движении.
 Радость и гордость охватывают этих людей при мысли о том, что их усилия 
увенчались успехом. В радость жизни они внесли новый, более обоснованный и 
глубокий смысл. Радость жизни по