| |
на неудачу (Он боялся, и в нем воскресал или, вернее, просыпался меньшевик).
При таких условиях, – говорил он, – русскую революцию надо рассматривать, как
преходящую.
Мы помним, что еще в августе 1917 года, на VI съезде партии, Преображенский
пытался провести ту точку зрения, что социалистическое переустройство России
может явиться лишь следствием победы социализма во всем мире. И именно потому,
что Сталин со всей силой выступил против, съезд отверг инспирированную
троцкизмом поправку, которая поставила бы возможность построения
социалистического общества в бывшей царской России в зависимость от успеха
мировой революции.
По этому поводу Карл Радек, мнение которого в данном случае тем более
интересно, что он в свое время сам смотрел через троцкистские очки, говорит:
«Троцкий исходил при этом из типичного для II Интернационала взгляда,
высказанного им уже на II съезде партии, – что диктатура пролетариата есть
власть организованного пролетариата, представляющего собою большинство нации ».
Итак, если пролетарская революция не соберет половины всех голосов плюс еще
один, – то ничего не поделаешь. Для Троцкого победа пролетариата в одной стране
сводилась (даже в пределах этой одной страны!) лишь к «историческому эпизоду»,
если за нею не стоит абсолютное большинство населения. Таким образом, он явно
сближался с доктриной «цивилизованного европейского социализма», которую Второй
интернационал противопоставлял учению Ленина. У социал-демократов не было
никакой веры в революцию. Социал-демократические вожди считали, что
социалистическая революция возможна лишь в стране развитого капитализма, но
никак не в России, где для нее нет пролетарской базы. В России они считали
возможной лишь буржуазную революцию, которая, как и всякая буржуазная революция,
сможет быть лишь церемониалом перехода власти от самодержавия к буржуазии,
причем буржуазия укрепляется, маскируясь при помощи ловко подкупаемой рабочей
аристократии, а пролетариат и крестьянство должны тащить и тех и других на
своем хребте. Сталин уже сказал нам, что именно подобной недооценкой
действительных революционных возможностей России объясняется печальное
бездействие социал-демократии во время революции 1905 года.
Известно, что и другие оппозиционеры, как, например, Зиновьев и Каменев, –
крупнейшие работники партии после Ленина, Троцкого и Сталина [11] , – упорно
выступали в троцкистском духе: «Лозунг строительства социализма в одной стране
культивирует в партии дух оппортунизма»; «все это ведет к сдаче позиций,
завоеванных революционным пролетариатом»; тот, кто принимает этот лозунг,
«предает интернациональные задачи революции». И начинались высокие слова и
красивые жесты, – война с ветряными мельницами.
Генеральная теория Троцкого (и Гильфердинга) состояла в том, что
складывающееся социалистическое хозяйство живет в абсолютной зависимости от
мировой капиталистической экономики. Отсюда – утверждение о фатальном
капиталистическом перерождении советской экономики, находящейся в
капиталистическом окружении. В те времена и Радек говорил: «Перед мировым
капитализмом мы бессильны». Все эти люди трусили. Так и видишь этот ветер
тревоги, этот трепет паники, втягивавшей в свой смерч оппозиционную группировку.
Ленин и Сталин смотрели на вещи с совершенно иной точки зрения и ставили
вопрос с неопровержимой ясностью: строительство социализма в одной стране – это
сила, которой необходимо воспользоваться. «Дайте мне точку опоры, и я переверну
весь мир», – заявил Архимед. И Радек, когда он снова стал Радеком, очень
выразительно сказал: «Возможность построения социализма в одной стране является
архимедовым пунктом в стратегическом плане Ленина ».
Ленин никогда не упускал из виду задачу строительства социализма во всем мире.
(Ленин никогда и ничего не упускал из виду). Именно к этой цели он и стремился,
– начиная в России. В последних статьях, написанных незадолго до смерти, Ленин
утверждал, что на основании закона неравномерного развития капитализма
строительство социализма в России (располагающей всеми необходимыми
предпосылками) – возможно, несмотря на культурную отсталость страны и ее
крестьянский характер.
Сталин, которого Троцкий и Зиновьев язвительно упрекали в «национальной
ограниченности», не перестает повторять, что «развитие и поддержка революции в
других странах является существенной задачей победившей революции». Он даже
утверждает, что, оставаясь политически изолированным, СССР не может считаться
«самодовлеющей величиной». Но между переходным и временным есть некоторая
разница. И Сталин упорно доказывает, что строительство социализма в одной
стране обеспечивает реальную поддержку общему развитию мировой революции. Он
говорит о том, какое неотвратимое, грозное, поражающее воздействие оказывают
советские достижения на внутреннее состояние буржуазных государств и на
усиление секций Коммунистического Интернационала в капиталистических странах.
«Неправы поэтому, – говорит автор «Вопросов ленинизма», – не только те,
которые, забывая о международном характере Октябрьской революции, объявляют
победу революции в одной стране чисто национальным и только национальным
явлением. Неправы также и те, которые, помня о международном характере
Октябрьской революции, склонны рассматривать эту революцию как нечто пассивное,
призванное лишь принять поддержку извне». Неверно будет думать, что одно из
этих условий зависит от другого: оба они зависят друг от друга.
Что касается разговоров о барьерах, о китайской стене, то Сталин и здесь
ставит проблему на твердую почву и намечает необходимые вехи.
Вы говорите о зависимости от иностранного капитализма? Что ж, разберемся …
|
|
