Личные соображения играют в этом процессе гораздо менее значительную роль, чем 
может казаться у нас. Если личная вражда может явиться результатом оппозиции, 
то причиной ее она никогда не была. Только в случае с Троцким мы можем 
учитывать и чисто личный элемент – чрезвычайно повышенное мнение Троцкого о 
своей особе. Его враждебность до некоторой степени связана со всем складом его 
характера, с его нетерпимостью ко всякой критике («он никогда не прощает укола 
своему самолюбию», – говорил Ленин), с его недовольством тем, что первое место 
не принадлежит ему нераздельно. Его злоба, естественно, находит самое сильное 
свое оружие в арсенале идеологии. Кто хочет найти предлог для войны, тот найдет 
его всегда (в эпоху Возрождения было немало государей и государств, принимавших 
протестантство не по религиозному убеждению, а только для того, чтобы подвести 
под свои личные, экономические или политические притязания некий благовидный 
предлог, некий общественный идеал). И все же, даже в случае с Троцким, 
оппозиция есть, прежде всего, результат более глубоких причин. Оппозиция 
никогда не развертывается вокруг факта как такового. Она всегда бывает связана 
с определенным типом мышления, с умственными навыками, с интеллектуальным 
темпераментом, если можно так выразиться.
 Кроме того, можно утверждать, что известные индивидуальные особенности ума и 
характера предрасполагают к определенным политическим тенденциям. Умственная 
узость, близорукая агрессивность могут выражаться в сектантстве и левачестве; 
умственная и моральная робость – в мелкобуржуазном оппортунизме, сползании к 
реформизму к меньшевизму.
 Это и придавало оппозиции большое значение, опасный размах: глубокие 
расхождения в понимании коммунистической теории вызываются расхождением 
указанных тенденций. Уклон в практическом толковании теории, т. е. марксизма, 
неправильное понимание «своеобразия текущего момента» – может иметь 
неисчислимые последствия, может изменить направление всей политики. Ошибку в 
единичном факте можно исправить как ошибку в вычислении. Но когда ошибочной 
является тенденция, то это уже глубокое искажение, начинающееся с самой основы, 
разрастающееся в геометрической прогрессии, влекущее за собой бесчисленные 
отклонения в деталях и способное не только привести к потрясениям, но и 
исказить историческую судьбу народа. Это – отклонение от линии великой, 
движущей партии. По своему происхождению оппозиция есть болезнь тенденций.
 Но болезнь эта – особого рода, исключительно серьезная. Основной ее симптом – 
недисциплинированность: фактический отрыв, отделение от правящего коллектива. 
Тенденция, противопоставляющая себя большинству; это уже не предмет спора, это 
– начало войны.
 Именно этим оппозиция в корне отличается от самокритики. Самокритика имеет 
целью взаимное выправление тенденций. Что может быть нормальнее существования 
различных тенденций; что может быть лучше прямого, открытого, глубокого 
обсуждения всех спорных вопросов? Самокритика есть начало и конец той 
предельной свободы мнений, которая является особым преимуществом большевистской 
партии.
 Но оппозиция не идет по дороге самокритики. Ее характерная и гибельная 
особенность – в том, что она создает замкнутую группу; не подчиняется общему 
решению, не желает раствориться в воле большинства, – а решение по большинству 
голосов есть единственный демократический способ, и даже единственный разумный 
способ пресечь споры, пока действительность не вынесет своего окончательного 
приговора. Здесь же – после голосования остается некоторый осадок. К нему-то и 
привязывается оппозиция. Вокруг него она сгущается нерастворимым ядром. Вместо 
того, чтобы проводить решение партии, она более или менее открыто борется с ним.
 «Особое мнение» затвердевает, костенеет, как стенки сосудов, пораженных 
склерозом, – и партийный организм начинает страдать от внутреннего 
паразитического нароста. Так оппозиция принимается за фракционную работу, – а 
это уже прелюдия к расколу. Самокритика всегда остается открытой, оппозиция же 
замыкается. Самокритика остается в пределах единства, вместе с оппозицией 
появляется число «два». Таким образом, «свобода мнений» патологически создает 
внутри партии особую группировку; которая представляет собою карикатуру на 
партийную организацию и превращается в постоянный заговор. Когда враждебный 
блок воображает себя достаточно сильным (а вне партии он, как всякая оппозиция, 
располагает поддержкой различных врагов государства), он начинает войну и 
пытается захватить власть, с тем, чтобы ересь превратить в ортодоксию.
 На Х съезде Ленин развернуто выступил против фракционности – исходного пункта 
болезни. Он провел следующую резолюцию: «Необходимо, чтобы каждая организация 
партии строжайше следила за тем, чтобы безусловно необходимая критика 
недостатков партии, всякий анализ общей линии партии или учет ее практического 
опыта, проверка исполнения ее решений и способ исправления ошибок и т. п. были 
бы направляемы не на обсуждение групп, складывающихся на какой-либо «платформе» 
и т. п., а на обсуждение всех членов партии».
 По каким же вопросам выступала оппозиция? Если, после всего сказанного, учесть,
 что мы имеем дело с недопустимым в механизме партии упорством определенных 
тенденций, противоречащих линии большинства, с кристаллизацией этих тенденций,
 – легко понять, что оппозиция выступала по всем основным вопросам руководства 
Советским Союзом и Коминтерном. Все основные допросы она пыталась рассматривать 
под особым углом, иначе, чем руководящее большинство.
 Окинув взглядом основные факты русского революционного движения, начиная с 
конца XIX века, мы убедимся, что оба основных направления, которые привели к 
расколу между большевиками и меньшевиками, – революционное и реформистское, – 
до известной степени остались жить и внутри большевистской партии, взявшей 
власть в свои руки. Некоторые ее руководители (Каменев, Зиновьев и, с