должны быть своего рода гармония, взаимодоверие, что партия не должна 
присваивать себе «неограниченные» права, которые могут только подорвать это 
взаимное доверие. Во-первых, партия может ошибиться; во-вторых, массы могут 
слишком поздно понять ее правоту.
 Сталин – это совсем не тот человек, каким его представляют себе в «другой 
части» человечества, по ту сторону мировой баррикады – единственной реальной 
границы во всей путанице официальных границ. Правда, эта другая часть мира 
состоит из массы слепых от рождения, руководимой намеренно слепыми.
 В 1925 году, на XIV съезде партии, Сталин дает лозунг индустриализации. За 
четыре года планирование и электрификация волнами расширяли свой теоретический 
и практический размах. Теперь дело было в том, чтобы правильно подойти к задаче 
– «в кратчайший исторический срок догнать и перегнать самые передовые 
капиталистические страны».
 Сталин отвергает концепцию устойчивой стабилизации капитализма, – принять эту 
застывшую формулу – все равно, что считать революцию похороненной. 
Действительное положение могла бы охватить лишь панорама, показывающая два 
полюса, два мира в движении и в жизни: мир раскололся на два лагеря – на лагерь 
капитализма, во главе с англо-американским капиталом, и лагерь социализма, во 
главе с Советским Союзом. В тот момент, когда капиталистический мир находился в 
самом разгаре своего процветания и не подавал никаких признаков упадка, Сталин 
провозгласил неизбежность этого упадка и предсказал общий кризис (1928).
 1927 год. XV съезд партии. Период строительства, когда на первый план 
выдвигается проблема коллективизации сельского хозяйства. «Пересесть с 
обнищалой мужицкой лошади на лошадь крупной машинной индустрии» – этот живой 
образ, посредством которого Ленин сделал столь наглядной свою мысль, раскрывает 
перед нами грандиозную проблему. Можно даже сказать – величайшую из всех 
проблем социальной стратегии нового времени. Коллективизация сельского 
хозяйства при помощи машин, и в то же время перестройка сознания крестьянства 
при помощи убеждения. Последней, но сильной опорой: надежд буржуазии на 
капиталистическую реставрацию было в то время крепкое положение 
эксплуататора-кулака, усиленного нэпом.
 Прекрасный художник Эйзенштейн изобразил в кинофильме ту «Генеральную линию», 
которая возникает перед нашими глазами, когда говорят о том, как страна 
пересела с забитой мужицкой клячи на стального коня. Крестьянин-единоличник 
бьется на своем жалком клочке, на своей бесконечно малой частице огромной 
сельской мозаики. На этом островке он больше всего похож на побежденного, на 
потерпевшего кораблекрушение: он – вечная жертва непогоды, заморозков и засухи, 
уничтожающих его посевы, града, выбивающего его урожай, падежей, уносящих 
единственную лошадь или кормилицу-корову: И он, и жена его вместе впрягаются в 
бездонную, бесконечную, скотскую работу. Каждую весну они рискуют всем, 
отдаются на произвол судьбы. Рабочего они ненавидят и завидуют ему. Они 
ненавидят каждого соседа, завидуют ему во всем, – и соседи платят им тем же; 
единственный способ набить карман – это забраться в чужой. («Для того, чтобы 
стать зажиточным, – говорит Сталин, – надо было обижать своих соседей»). 
Крестьянин строит избу поближе к соседу, чтобы сосед не поджег его. И он, и 
жена его – люди земли – являются добычей местного кулака: кулак давит их своим 
богатством, он заманивает их в ловушку и высасывает кровь ростовщическими 
процентами. Рабы земли, каторжники жизни, труженики, разбросанные по полям, 
могут только пережевывать голодными ртами слова: «я хозяин». А государство 
ничего не может им дать: их слишком много.
 Но как изменится все, если они соберутся в коллективы по сто, по тысяче 
человек и начнут совместно обрабатывать увеличенный во сто, в тысячу раз кусок 
земли, сложенный из всех их клочков! Тогда – открываются большие возможности. 
Машины, выполняющие работу в мгновение ока и по качеству гораздо лучше людей; 
обширная, мощная и богатая организация, которая может пострадать от града, 
засухи или падежа, но погибнуть не может, – организация, которая положит кулака 
на обе лопатки. А советское государство уже может тогда оказать поддержку 
бедноте, изъять богатея, ростовщика и эксплуататора из обращения. И накопляются 
мешки – большие и маленькие, – и каждый видит, что заработал гораздо больше, 
чем в прошлом.
 Так диалектически развертывается это видение на великой арене, под небом 
вселенной.

 «Поставить очередной практической задачей нашего строительства в деревне 
постепенный перевод распыленных крестьянских хозяйств на рельсы объединенных, 
крупных хозяйств, на общественную, коллективную обработку земли на основе 
интенсификации и машинизации земледелия в расчете, что такой путь развития 
является важнейшим средством ускорения темпа развития сельского хозяйства и 
преодоления капиталистических элементов в деревне» (Сталин, XV съезд партии).

 1927 год – очень существенная дата, она отмечает новый этап. Именно в 1927 
году народное хозяйство СССР достигло довоенного уровня. Цифры 1927 года почти 
по всем пунктам несколько превышают цифры 1913 года и лишь в очень редких 
случаях немного не доходят до них.
 Факт решающего значения. Отныне была доказана не только жизнеспособность чисто 
социалистического хозяйства вообще, но и жизнеспособность чисто 
социалистического хозяйства в одной стране.
 В области сельского хозяйства довоенный уровень был превышен на миллиард 
рублей, или на 8 %. В промышленности – на 2 миллиарда рублей, что составляет 
12 %. [10]