одним-единственным лозунгом, бездонным, как сама пустота, – «ни бога, ни 
хозяина!» – с отчаянным ожесточением множили единицу на единицу и уже 
готовились объявить войну алфавитному порядку) … И надо было бороться с 
великими державами и шпионами, с разорением, голодом, хозяйственной разрухой, 
финансовым развалом.
 Надо было разрешить проблему империалистической войны, проблему 
национальностей; многие из них, все еще дрожа от ненависти к царскому ярму, все 
еще пьянея от зрелища разбитых оков, рвались в сторону, угрожая развалить 
начатое дело.
 Надо было заключить мир с Германией и Австрией. Положение было трагически 
ответственное; создавалось головокружительное впечатление «скачка в 
неизвестность». Сталин сыграл свою роль и здесь. Совет народных комиссаров, 
желая войти с немцами в переговоры о перемирии и немедленно прекратить военные 
действия, дал соответствующий приказ главнокомандующему генералу Духонину.
 «Помнится, как Ленин, Крыленко (будущий главнокомандующий) и я отправились в 
Главный штаб в Питере к проводу для переговоров с Духониным. Минута была жуткая.
 Духонин и Ставка категорически отказались выполнить приказ Совнаркома. 
Командный состав армии находился целиком в руках Ставки. Что касается солдат, 
то неизвестно было, что скажет 12-миллионная армия, подчиненная так называемым 
армейским организациям, настроенным против советской власти. В самом Питере, 
как известно, назревало тогда восстание юнкеров. Кроме того, Керенский шел на 
Питер войной. Помнится, как после некоторой паузы у провода лицо Ленина 
озарилось каким-то необычайным светом. Видно было, что он уже принял решение. 
«Пойдем на радиостанцию, – сказал Ленин, – она нам сослужит пользу: мы сместим 
в специальном приказе генерала Духонина, назначим на его место 
главнокомандующим тов. Крыленко и обратимся к солдатам через голову командного 
состава с призывом – окружить генералов, прекратить военные действия, связаться 
с австро-германскими солдатами и взять дело мира в свои собственные руки».
 Так и было сделано.
 Мирные переговоры между Германией и Россией открылись в Брест-Литовске. 
Буржуазия стран-победительниц проклинает Брестский мир; толковый словарь 
Ларусса, словарь пристрастный, шовинистический и реакционный, являющийся 
официальным дипломатическим справочником, квалифицирует Брестский договор как 
«позорный».
 Эту оценку придется основательно пересмотреть: если разобраться в деле как 
следует, то окажется, что, в противоположность мнению чиновников Ларусса, весь 
позор падает в данном случае на страны-победительницы и прежде всего на Францию 
и Англию. Сепаратный мир между Россией и Германией не предал никого, кроме 
предателей, которые сами изменили всем своим заявлениям и публичным обещаниям.
 В своих знаменитых письмах к Альберу Тома, писанных в Москве в 1918 году во 
время переговоров, Жак Садуль прекрасно показал изнанку всей грандиозной аферы 
войны. Во время войны союзники трубили по всему миру, что их цель – это мир без 
аннексий и контрибуций, «демократический» мир. С каким добродетельным жаром все 
министерские глотки четыре года подряд громогласно заверяли, что кроме 
Эльзас-Лотарингии (здесь исключение было отчетливо установлено с самого начала 
войны) союзники не собираются захватывать никаких территорий, что они не 
позволят себе никакой мести! И в тылу, и на фронте нам прожужжали все уши 
торжественными обещаниями «демократического» мира, мира без всякого барыша для 
победителей. Это нужно было для того, чтобы заставить нас драться «до победного 
конца».
 И вот все это оказалось не более как демагогией и враньем. Страны Согласия 
вполне сознательно намеревались захватить и поделить между собою огромную 
добычу; это вскоре стало ясно решительно всем. По вопросу об этой добыче уже 
давно были заготовлены и подписаны договоры, – а все далай-ламы так называемой 
цивилизации только и делали, что били себя в грудь, заверяя массы в противном. 
Разрыв между Россией и державами-победительницами, завершенный в Бресте, 
начался еще в ноябре 1917 года, когда большевики призвали их обратиться к 
Германии с предложением демократического мира и честно объявить свои цели в 
войне, – а союзники России отказались, и отказались недаром. Социалистическая 
Россия не приняла участия в этом предательстве, в этом насилии над волей всех 
народов земли, стремившихся к миру, в этом продолжении бойни, которая, как 
теперь уже ясно всякому, имела своим результатом неизбежность новых войн и 
развитие фашизма в Германии. И несмотря на это, великие народы Запада, 
представленные, увы, всяческими Ллойд-Джорджами, Пуанкаре, Клемансо и т. д., – 
обошлись с Россией, проявившей мирную инициативу, самым бесчестным образом; 
впоследствии они несколько изменили свою позицию (хотя бы по видимости), когда 
им стало выгодным торговать с огромным советским рынком. Терпеливая история 
оценит должным образом махинации почтенных пастырей народов.
 Непосредственное ведение брестских переговоров выпало на долю Троцкого, 
который присоединился к большевикам и был одним из видных членов правительства. 
Ленин руководил переговорами из центра, – не без советов Сталина. Когда Троцкий 
по прямому проводу обратился к Ленину за инструкцией, Ленин ответил ему 
следующей телеграммой от 15 января 1918 года: «Ответ Троцкому. Мне бы хотелось 
посоветоваться сначала со Сталиным, прежде чем ответить на ваш вопрос …». 
Немного позже, 18 января 1918 года, Ленин сообщает по прямому проводу: 
«Троцкому. Сейчас приехал Сталин, обсудим с ним и сейчас дадим вам совместный 
ответ. Ленин».
 Решающая роль, какую сыграл Сталин в момент брестских переговоров, слишком 
мало известна. Вся группа «левых коммунистов», – даже те из них, которые 
энергичнейшим образом участвовали в захвате власти, – была против подписания