месяцев в году «Ему пришлось, – рассказывает Шумяцкий, – устраиваться в 
промерзшей тундре на манер Робинзона». Сталин сам смастерил себе все нужное для 
рыболовства и охоты, от сетей и силков вплоть до гарпуна и топорика, которым он 
прорубал лед. Целый день он охотился, ловил рыбу, колол дрова, топил печь, 
стряпал пищу. Целый день … И все же в его избушке, на грубом деревянном столе, 
под тупым и подозрительным взглядом стражника, специально приставленного 
следить, чтобы изгнанник не убежал, нагромождались все новые и новые исписанные 
страницы, говорившие о важнейших вопросах рабочего движения.
 В Сибири Сталин пробыл до 1917 года. На горизонте нависла черная туча мировой 
войны и вспыхивали зарницы второй русской революции.
 Таков первый этап человеческого пути, который мы рассматриваем в этой книге. 
Если обратиться к настоящим знатокам дела, если попросить, например, такого 
человека, как Каганович, дать в одной фразе характеристику этого периода жизни 
Сталина, то Каганович (с каким сдержанным восторгом в голосе!) ответит: «Это – 
тип старого большевика!» «Самой замечательной и характерной чертой его, – 
добавит Каганович, – является именно то, что он на протяжении всей своей 
партийно-политической деятельности не отходил от Ленина, не колебался ни вправо,
 ни «влево». То же самое, в тех же выражениях, скажет нам и Бела Кун, тот самый 
Бела Кун, который руководил большевистской революцией в Венгрии и, доведя ее до 
победы, был впоследствии вынужден отступить (здесь сыграли роль, прежде всего, 
предательство венгерской социал-демократии и вооруженные силы европейского 
империализма), – тот Бела Кун, который и до, и после смерти Ленина постоянно 
работал рука об руку со Сталиным. То же самое скажут нам и Пятницкий, и 
Мануильский, и Кнорин. Орджоникидзе говорит: «В те годы черной реакции, когда 
создавались и строились наши большевистские организации в России … т. Сталин 
был верным учеником Ленина … а господа Троцкие вели в это время жестокую борьбу 
против Ленина и его партии». В это время Троцкий «клевещет на партию, называя 
Ленина воплощением фракционной реакции и раскольнического своеволия, обвиняя 
большевиков в том, что они захватывают незаконно средства, и грозно спрашивая, 
на каком основании большевики назвали газету «Правдой» (Ярославский).
 Великие мира сего решили начать мировую бойню. И русский народ пошел на поля 
сражения за британское владычество над морями, и английский народ пошел в бой 
за хозяев французской металлургии, и французский народ пошел драться за 
Константинополь, – и все они пошли в огонь за своих врагов.
 Предательство 4 августа 1914 года показало, что большевики были правы: мировая 
социал-демократия в огромном своем большинстве проголосовала за защиту 
отечества, за священный союз пролетариев с капиталистами и империалистами своих 
стран. То был союз палачей с жертвами во имя спасения палачей. (Либкнехт 
сказал: волки и овцы). Не теряя чести, нельзя быть одновременно националистом и 
интернационалистом, и потому эта капитуляция показала все моральное падение 
Второго интернационала.
 Когда разразилась война, Ленин и Зиновьев были в Галиции. Они перебрались в 
Швейцарию и стали снова издавать орган русских большевиков «Социал-демократ», 
они написали целый ряд статей, собранных и опубликованных в сборнике «Против 
течения». Это большевистское меньшинство, – небольшой корабль в океане 
разнузданного европейского шовинизма, – непоколебимо боролось с ветром и 
волнами, твердо указывая массам, где, в какой стороне находятся справедливая 
логика и подлинная правда. Против захлестнувшего весь мир течения восстала 
только горсточка честных людей, – для всего человечества это не много. Но, в 
конце концов, непреклонные защитники истины всегда победят и разобьют все 
препятствия, «ибо они правы». Настанет время, когда в это дело вмешается 
история, – и все увидят, что скажет она о тех, кто хотел этого, и о тех, кто 
этого не хотел.
 С первого же своего номера по возобновлении (1 ноября 1914 года) 
«Социал-демократ» посадил Реноделя и Зюдекума, Гаазе, Каутского и Плеханова на 
одну скамью. Он подчеркнул решающее значение большевистской непримиримости. 
Сектантство? Фанатическое преувеличение? Нет, как раз наоборот: гениальный 
смысл. Факт: Плеханов, Каутский, Жюль Гэд предали дело пролетариата и скатились 
в лагерь буржуазии. (Национализм – это тот самый проспект, по которому шествуют 
все социальные преступления). Факт: великая непримиримость глашатаев-бойцов, не 
щадивших собственной жизни, спасла русскую революцию. Это доказывается 
решительно всем. Не будь этих бойцов, русская революция, в конце концов, 
погибла бы так же, как германская и австрийская. Факт и то, что 
воспрепятствовать войне возможно одним, и только одним, способом: отправить к 
черту все капиталистическое общество. Кто ставит цель, тот применяет и средства,
 – нет на свете более высокой морали.
 Ленин, безупречный моралист в самом высоком смысле этого слова, восстает 
против моралистов гибельной идеи отечества, когда эта идея попросту 
обожествляет географию. (Другое дело, – когда отечество, становясь всенародным, 
воплощает в себе великое движение вперед). «II Интернационал умер, побежденный 
оппортунизмом, – говорит Ленин. – Долой оппортунизм и да здравствует очищенный 
не только от «перебежчиков» … но и от оппортунизма III Интернационал».
 Это было написано 1 ноября 1914 года. А четыре с половиной года спустя из 
мысли Ленина родился во всеоружии Третий Интернационал.
 С 1914 года, когда большевики в Петрограде боролись против царской реакции, 
против меньшевиков и прочих врагов, когда члены думской фракции большевиков 
были сосланы в Сибирь, Ленин ведет бой в Европе. В 1915 году на конференции в 
Циммервальде он предлагает проект манифеста об империалистическом характере 
войны и о банкротстве социалистов 1914 года. В 1916 году, в Кинтале, он 
подчеркивает эту позицию, противопоставляя ее путаной болтовне собравшихся.