недоступной ни для каких компромиссов. Он говорил, что только такая партия 
может выполнить задачу переделки мира и что как раз в создании такой партии 
состоит основной вопрос движения. Именно в этом смысле он возрождал социализм в 
самом социализме.
 Мы видели, что еще в тюрьме Сталин, узнав о текущих событиях от товарищей, 
целиком присоединился к позиции, занятой на II съезде партии Лениным. На этом 
съезде Владимир Ильич сознательно и резко подчеркнул возникшее между 
большевиками и меньшевиками разногласие по тактическому вопросу и намеренно 
создал между этими двумя направлениями пропасть. Для великого борца за единство 
это было колоссально ответственным шагом. К этому имелись исключительно важные 
основания: ведь единство между двумя резко расходящимися тенденциями может быть 
лишь внешним и искусственным, оно может существовать только на бумаге. Это не 
единство, а ложь о единстве. Сталин был согласен с Лениным. Впрочем, такое 
решение целиком соответствовало свойствам характера и умственного склада 
Сталина; можно сказать, что его выбор был сделан еще прежде, чем он начал 
выбирать. Между Лениным и Сталиным расхождений никогда не бывало.
 Но зато у обоих были резкие противники внутри партии. Особенно выделялся 
упрямый и речистый меньшевик Троцкий, считавший, что «твердокаменность» 
большевиков обрекает партию на бесплодие. Троцкий называл Ленина фракционером, 
раскалывающим силы рабочего класса.
 Ленин, агитатор и всеобъемлющий государственный деятель почти 
сверхчеловеческой прозорливости, умевший во всех обстоятельствах безошибочно и 
в полном объеме осуществлять синтез революционной теории и практики, – всегда 
действовал на основе марксизма. Ленинизм – это и есть марксизм. Это – новая 
глава в марксизме. Это не дополнение, это конкретное применение марксизма к 
современным условиям.  «Ленинизм,  – пишет Сталин, –  есть марксизм эпохи 
империализма и пролетарской революции». Мануильский на своем безукоризненном 
французском языке называет это определение «лаконическим и чеканным». Ленинизм 
есть точный ответ марксизма на вопросы нашей эпохи. Ленин никогда ничего не 
менял в великом основном социалистическом кредо, сформулированном в Манифесте 
1848 года. Ленин и Маркс – это две великих концентрических фигуры, 
действовавших в орбите, очерченной старшим из них. Творческий гений Ленина 
выразился в воплощении социалистической теории в революцию (а затем в 
революционный порядок).
 Всякая реалистическая теория гибка, ибо она развивается в соответствии с 
жизнью. Но гибка она не в основании, а в вершине, не в принципах (которые по 
существу представляют собою высший синтез действительности), а в их применении 
к обстоятельствам. Строжайшее проведение этих принципов, защита их от малейших 
попыток ревизии всегда было и остается одной из тех целей, к которым Сталин 
стремится с наибольшим упорством, с наибольшим ожесточением.
 Надо твердо запомнить: несмотря на свою напряженную динамичность, большевизм 
вовсе не состоит в том, чтобы всегда и везде автоматически занимать крайние 
позиции. В определенных обстоятельствах подобный перегиб может только повести 
нас мимо цели, подорвать уже достигнутые результаты и, в конечном счете, 
двинуть дело революции не вперед, а назад.
 Вывод: нельзя делать себя рабом постоянной, заранее заданной «левизны». «Быть 
впереди» – это совсем другое: в руках практиков революционного дела теория 
должна сочетаться с живым движением действительности: ведь всякая практика есть 
постоянное применение, постоянное изобретательство.
 Чтобы показать на живом примере эту органическую гибкость связи, эту систему 
приводных ремней между марксистской теорией и марксистской практикой, можно 
привести следующий типичный факт: как ни крепко держался Ленин за ту мысль, что 
для победы пролетарской революции в такой аграрной стране, как Россия, рабочий 
класс непременно должен иметь своим союзником крестьянство, – он, еще в 1894 
году выставивший перед крестьянами основные требования социализма в аграрном 
вопросе (конфискация и национализация крупных имений), шестью годами позже, в 
начале XX века, обратился к ним с более умеренной программой. За эти шесть лет 
созрела идея революции (первая русская революция предстояла в 1905 году), и 
крестьянский вопрос, широко и глубоко изученный Лениным, но находившийся в 
пренебрежении у социал-демократов (что было в глазах Ленина огромным, 
непростительным промахом, политической ошибкой), приобрел исключительную 
остроту. Дело шло о вовлечении в революцию двадцати пяти миллионов крестьянских 
семейств, или хотя бы об их нейтралитете.
 В 1900 году Ленин создал новую аграрную программу; где, прежде всего, 
подчеркнул тот факт, что русское крестьянство, крайне отсталое исторически 
(даже по российским масштабам), страдало не столько от капиталистической 
системы, сколько от системы крепостнической, продолжавшей свирепствовать в 
деревне, несмотря на мрачный фарс освобождения крестьян. Разорительные, 
закабаляющие меры, явившиеся результатом этого демагогического жеста 
Александра II, поддерживали пережитки крепостнических порядков.
 Таким образом, ленинская аграрная программа 1900 года выдвигает требование 
отмены крепостнических мер, все еще жестоко давивших на крестьянство (надо 
сказать, что феодальная реакция времен Александра III еще ухудшила положение), 
и возврата всех сумм, выколоченных из крестьян в уплату за землю, которую их 
заставили выкупать у помещиков по скандально вздутым ценам.
 Итак, Ленин, руководясь неотложными требованиями момента, выдвинул такие 
лозунги, которые могли тогда непосредственно и очень широко воздействовать на 
крестьянство, обеспечить максимальное приближение крестьянства к рабочему 
классу, создать возможность максимальной поддержки со стороны крестьянства в 
готовящемся первом акте революционной драмы – захвате власти. В те дни Ленин