Когда представился удобный случай, не преминул им воспользоваться.
 В ту ночь, основательно напоив шефа по случаю дня рождения, Лаврентий Павлович 
выпустил его из дома одного, без сопровождающих. Реденс забрел в дом неподалеку,
 где жила молодая сотрудница канцелярии Нина М. Поднялся на второй этаж, 
окруженный застекленной галереей, и спьяна постучался в чужую дверь. Ему не 
открыли, он стал угрожать, вышел хозяин и хорошенько отдубасил ночного дебошира.
 На шум сбежались соседи, кто-то пригласил милиционеров, и Реденса доставили в 
участок. Там он распахнул шинель, дежурные увидели знаки отличия, ордена, 
«узнали» большого начальника.
 Поздно. Берия уже позвонил в Москву Сталину, советовался, как быть...
 На другой день генсек решил сместить скандалиста. Но вовсе удалять 
заслуженного партийца от дел не хотелось.
 Реденс был назначен наркомом внутренних дел Белоруссии, а боевой пост наркома 
Закавказской Федерации достался Лаврентию Берия. Это произошло в апреле 1931 
года.
 В конце тридцатых, когда Берия переедет в Москву, почти все видные чекисты 
Грузии будут уничтожены.
 Грузия. Берия и Сталин.
 Трагичная история Грузии помнит не одного завоевателя. Вторгаясь в Иверию, 
иноземные полководцы обычно отдавали столицу на разграбление. На три дня. Ровно 
три дня длился погром августа двадцать четвертого года. Группу грузинских 
интеллигентов обвинили в подготовке вооруженного восстания.
 Органами ГПУ был арестован ряд «активных заговорщиков». Оперативные команды 
ГПУ прочесывали город днем и ночью, улицу за улицей, дом за домом. Камеры в 
тюрьмах — на улице Ольгинской и в Метехском замке — наполнили до отказа
 Вместе с оперативниками рыскал по городу Лаврентий Берия. В такой же, как у 
всех, форме — гимнастерка и галифе «серж», сапоги Знаков различия еще не 
придумали, но молодого начальника узнавали издали по пенсне, оно несколько 
скрадывало выражение глаз. Берия охотился за семьями интеллигентов, и если в 
доме обнаруживал молодых женщин, тащил их в свое логово вместе с 
«контрреволюционерами».
 Кроме меньшевиков, к суду привлекли национал-демократов, эсеров, 
социал-федералистов. Секретарь Аджарского обкома Гогоберидзе подводил под эту 
истребительную кампанию некую теоретическую базу. Дескать, в Грузии проживает 
слишком много дворян — недопустимо высокий в сравнении с другими республиками 
процент. Надо свести этот процент к нулю. Здесь явно проступает сталинская идея,
 только генсек пока еще воздерживается от призывов к геноциду по отношению к 
интеллигенции.
 В Западной Грузии команда Валико Талахадзе забирала врачей, адвокатов, 
инженеров, учителей, писателей, ученых... Их вытаскивали из-за обеденного стола,
 из постели, хватали на улице, в гостях. Интеллигенты — все! — подходили под 
категорию дворян. То обстоятельство, что никто из них нe был связан с 
заговорщиками, не должно было отражаться на выполнении плана.
 Полторы тысячи ни в чем не повинных дворян погрузили скопом в товарные вагоны 
и отправили состав в Зестафони. Там, в отдаленном станционном тупике, всех 
расстреляли из пулеметов по приказу Талахадзе. На станции Телави подобная 
экзекуция повторилась.
 Почему пренебрегли элементарными юридическими нормами, не утруждая себя ни 
следствием, ни судом? Об этом надо было спросить профессора Талахадзе, вскоре 
назначенного заведующим кафедрой советского права Тифлисского университета.
 В тридцатые годы прокурор Грузинской республики Талахадзе в качестве 
государственного обвинителя на так называемых «открытых судебных процессах» 
отправит на тот свет не один десяток «врагов». Во многих бериевских провокациях 
примет руководящее участие, множество фальшивок скрепит недрогнувшей рукой. И 
благополучно доживет до наших дней. Судьбой Левана Гогоберидзе Хозяин 
распорядился иначе. В тридцать седьмом он получит назначение в город Ейск, что 
стоит на берегу Азовского моря. Там его, нового секретаря горкома партийки 
арестуют.
 Одним из руководителей — пока еще не главным — людоедской расправы 1924 года 
был Лаврентий Берия. Пройдет всего шесть-семь лет, и он возглавит 
организованный Сталиным геноцид против грузинской интеллигенции.
 У Берия были с ней свои счеты.
 Как раз в то время партию сотрясала дискуссия, в ходе которой Сталин, 
признанный мастер политической интриги, надеялся скомпрометировать Троцкого, 
убрать с дороги самого опасного соперника. В этой борьбе старая гвардия 
грузинских большевиков не поддержала генсека. Объяснение этому следует искать 
не в идеологических разногласиях. Старые большевики знали подлинного товарища 
Кобу, они были убеждены в том, что ему не место в ЦК, что на посту генсека он 
позорит партию, губит ее.
 В двадцать пятом году, беседуя с группой видных грузинских партийцев, Сталин 
спросил, имея в виду Льва Троцкого: «Чего вы хотите от этого еврея? Я ведь ваш, 
мы одной крови. Нам нечего делить, надо восстановить взаимное доверие, 
вспомнить старую дружбу. Может быть, вам не нравится Закавказская Федерация? 
Пожалуйста, я ее создал, я ее и ликвидирую».
 Сказано это было в полушутливом тоне, но генсек преследовал цель серьезную. 
Сколько лет со злобой и болью терпел он моральный остракизм, которому его 
подвергли на родине... Буду Мдивани, Сережа Кавтарадзе, Михаил Окуджава и 
другие товарищи не поддались на уговоры. Противен он им был.
 На прощание Сталин обронил с деланной грустью: «Это не совсем разумно с вашей 
стороны. Учтите...»