Отдохнувшие лошади оседланы, караван продолжает путь. Долина еще понижается, и 
большая река заранее извещает о себе каплями пота, выступающими на лице из-за 
насыщенного влагою воздуха. Не ограниченная крутизною берегов река Тичино здесь 
легко разливается, подставляя поверхность воды палящему солнцу, и в жаркие дни 
люди дышат, раскрыв рот как рыбы, и одежда их облипает.

Отчасти равновесие стихий восстанавливается забирающим излишнюю влагу каналом, 
накрытым во всю ширину тенью ветвей, распространившихся поверх ограды 
герцогского заповедника Парко. Заповедник занимает пространство от Чертозы до 
Павии – в оскудевших, вытоптанных лесах диких животных не остается, и здесь их 
берегут для охоты, жестоко преследуя, если кто нарушает установления 
администрации: крестьянина, проникшего в недозволенные места, чтобы проверить 
силки и петли, прежде тайно поставленные, Галеаццо Мария, отец нынешнего 
государя, принудил съесть его добычу вместе со шкурою, отчего этот охотник умер.


Всадники достигли города Павии, когда солнце вступило в последнюю четверть 
полуокружности, которую описывает на небосводе. Слуга, ехавший впереди, 
остановил лошадь, а за ним другие остановились под вывеской с изображением 
сидящего, скрестив ноги, турка, возле гостиницы «Сарацин». Ее владелец, показав 
им заранее оплаченные канцелярией комнаты, распорядился о прибывших у очага, в 
помещении, где ночует прислуга и постояльцы, у кого нет достаточно денег, чтобы 
расположиться с удобством отдельно, или терпящие лишения из скупости. Здесь же 
готовят пищу для желающих, но таких бывает немного, и большинство 
довольствуется добытыми из дорожной сумы коркою хлеба и головкою чеснока. 
Впрочем, не столько ради утоления голода сюда собираются, как из 
любознательности, чтобы ничего не упустить из превосходной возможности 
образования, предоставляемой путешественникам.

Помещение велико, а света, распространяемого пламенем очага, недостаточно, 
поэтому здесь темно также и днем. И чем дальше от источника света, тем 
становится темнее и тем труднее разглядеть очертания лиц; только зубы и глаза 
сверкают любопытством и весельем и искрятся подобно звездам, в то время как 
сосредоточившийся близко к очагу разговор прерывается дружным смехом. Зато нет 
здесь педантизма и скуки, нередко господствующих в университетских аудиториях.

После захода солнца, когда во дворе утихло движение и голоса смолкли, Леонардо 
достал огарок, перья и дорожную чернильницу и приладился у стола в 
предоставленной ему комнате. В правом верхнем углу бумажного поля размером в 
четверть листа он начертил проекцию шарообразного тела, а именно круг. Затем 
еще ближе к краю обозначил пламя в виде падающей капли и от его середины 
направил касательные к кругу.

Каким образом линии или световые лучи проходят лишь сквозь прозрачные тела? 
Каким образом линии удара проходят сквозь всякую стену? Каким образом линии 
магнита и линии железа проходят степу, более легкое тело притягивается более 
тяжелым, а будучи равного веса, магнит и железо притягивают друг друга 
одинаково?

Накануне инспекции в Павию Леонардо приступил к трактату о свете и тени, 
поскольку пришло время и собралось достаточно записей, относящихся к этой 
области знания. Однако из приведенного текста видно, как, соприкасаясь, 
цепляются одна за другую соседние области и они вместе тянут еще третью 
область; из всего этого возникает четвертое, соединяющее указанные области 
знания новым способом, более красиво и прочно, так что незаметно швов, 
безобразящих другой раз прекрасную статую. Отсюда происходят начала наук о 
проникающей силе, колебательном движении, распространении волн и так далее.

Из-за крыш, обставивших пространство двора, показалось ночное светило и, 
возвышаясь по небосводу, стало бледнеть; одновременно его видимые размеры 
уменьшались, а пятна и различные узоры на его поверхности оказывались более 
явственными. Леонардо поднял брови, похожие на седеющие крылья полевых ласточек,
 а за ними взгляд, прежде сосредоточенный на масляно-желтом пятне, образующемся 
на бумаге отражением оловянного вогнутого зеркала и лучами поместившегося перед 
ним свечного огарка. Сохраняя неподвижность, Мастер долго и внимательно смотрел 
на луну, а затем прошептал как бы в восхищении:

– Луна тяжелая и плотная, плотная и тяжелая, densa e grave.

После этого он стал размышлять о причине ее пепельного цвета и так провел 
большую часть ночи, отойдя ко сну перед утром, когда звезды гаснут и наступает 
кромешная тьма.




26