хорошо видно на примере звезд первой величины. В стихах же римского поэта 
Папиния Стация, восхваляющего величину конной статуи императора Домициана, 
говорится, будто обратившаяся в звезды почившая родня этого Домициана по ночам 
спускается с неба и обменивается с конем нежными поцелуями, тогда как другие 
звезды еще и помещаются в виде ожерелья на его шее.

Тут Моро как раз и пожелал, чтобы его Конь был необычайных размеров. Отвечая 
предложению регента, Леонардо сказал:

– Как показывает опыт и подтверждает рассуждение, фигуры, которые кажутся 
движущимися, – также и лошадь, встающая на дыбы, – неустойчивы и разрушаются 
или при попытке их передвинуть, или сами по себе, если их тяжесть превышает 
предел, установленный природою. Поскольку такие фигуры делаются с большим 
отклонением от устойчивого равновесия, их центр тяжести сильно удален от центра 
геометрического, и они держатся исключительно сопротивлением материала, из 
которого сделаны. Но при чрезмерном увеличении возрастает и вес, и свойственное 
тяжелому телу желание успокоиться во всеобщей тяжести Земли становится 
неудержимым и неизбежно приводит к порче и разрушению; тот совершает наибольшую 
ошибку, кто пренебрегает законами природы и их справедливостью.

– Я забочусь о славе, а не о справедливости, – сказал Лодовико Моро, 
рассердившись, – да и в чем ты усматриваешь справедливость?

– Истина, ваша светлость, есть часть справедливости, тогда как законы природы 
есть часть этой части, – сказал Леонардо, у которого дерзости и желания 
создавать необыкновенные и громадные вещи было нисколько не меньше сравнительно 
с регентом Моро.




20


Никогда не следует делать голову в том же повороте, что и грудь; или руку, 
следующую за движением ноги; и если голова повернута к правому плечу, то делай 
ее части с левой стороны ниже, чем с правой. И если ты делаешь грудь прямо, то 
поступай так, чтобы при повороте головы в левую сторону части правой стороны 
были выше, чем левой.

Рассуждая о правиле контрапоста, подчинившем себе впоследствии все академии 
мира, где только преподают рисунок и живопись, Джакопо Андреа Феррарский 
ссылался на мнение блаженного Августина.[17 - Августин (354–430) – 
раннехристианский философ и богослов, один из так называемых «отцов церкви».]

«Цепь веков, словно прекраснейшую поэму, – говорит Августин в „Граде Божьем“, – 
Бог украсил некими антитезами; ведь то, что носит греческое название „антитеза“,
 весьма уместно для украшения речи. По-латыни это звучит как „opposita“ или, 
еще выразительнее, „contropposita“, то есть противоположность. Так же путем 
некоего красноречия, но ужо не слов, а вещей, посредством противопоставления 
противоположностей слагается красота этого мира».

– Приведенное суждение восходит к Екклезиасту, – прибавлял Джакопо Андреа, – 
поскольку все имеет источник: против злого – благо, сказано у пророка, против 
смерти – жизнь, против праведника – грешник. Итак, вторит ему Августин, взирай 
на дела всевышнего, беря попарно одно против другого.

Предпочитая рассматривать вещи, ближайшие к практике, Леонардо посетовал:

– Удивительно, что многие люди действуют, не испытывая сомнения, когда 
уничтожают и всячески преследуют вещи, которые определены для их же удобства. 
Так, они уродуют фигуру стеснительной одеждой и обувью, затрудняя прохождение 
крови туго стянутыми тесемками и поясами, придумывают солдатам гусиный шаг, а 
лошадям – противоестественную походку, называемую иноходью, когда принуждают 
одновременно выступать левой передней ногой и левою задней, и затем подобным же 
образом с другой стороны. Вопреки здравому смыслу такая походка считается 
торжественной и приличной княжеским лошадям, и ее добиваются берейторы, тогда 
как в природе четвероногих двигать ногами крест-накрест, то есть одновременно 
правой передней ногой и левою задней или наоборот. Так же и человек при ходьбе 
выдвигает одновременно левую ногу и правую руку, и такое естественное движение 
возможно нарушить только насилием: хлещет ли берейтор лошадь по бокам, всадник 
ли вопреки внутреннему стремлению выдвигает вперед левое плечо и одновременно 
левую ногу со стременем, как сделал Вероккио в его венецианском коне.

Остроумная аргументация Джакопо Андреа Феррарского, который доказывал, что не 
видит препятствия для мирного управления Миланом кем-либо из Сфорца и нет 
малейшего повода для волнения всаднику, отчасти послужила причиною согласия 
Моро поставить Коня на три точки, тогда как рассуждения о контрапосте позволили 
пустить его естественным шагом, отказавшись от иноходи.