Внезапно распространившееся среди итальянцев в те времена тщеславие принуждало 
и соорудившего повозку деревенского плотника вырезывать где-нибудь на видном 
месте свою подпись, чтобы все знали этого умелого человека. Что до живописцев и 
скульпторов, эти, больше других заботящиеся о своей славе, не только 
подписывали произведения, но и норовили себя здесь же изобразить как умеют. 
Кажется, первый решился поступить таким образом Лоренцо Гиберти, которого лысая 
голова выглядывает из веночка, помещенная в обрамлении дверей флорентийского 
баптистерия. Впоследствии подобные вещи делались неоднократно, и, хотя спустя 
пятьдесят лет после Гиберти указанный дерзкий обычай в Милан еще не проник, 
состоявший на службе у герцога урбинец Донато Браманте договорился со 
скульптором, работавшим по его плану в сакристии церкви св. Сатира, и тот его 
вылепил и поместил в карнизе между мучениками и святыми. Словом, всякий 
старался о сохранении своего имени; но высокомерие и самонадеянность 
флорентийского мастера, как видно, были так велики, что он надеялся, будто 
произведения, к которым он так или иначе причастен, будут впоследствии узнаны 
исключительно по их достоинствам. Правда, Зороастро, прибывший в Ломбардию 
вместе с Леонардо и его лирою, этот настаивал, что Мастер имеет незаметным 
образом скрытый, особенный знак в виде взлетающей птицы, совершенно достаточный 
проницательному человеку для опознания автора; и он его находил и указывал в 
волосах Марии из алтарного образа для капеллы св. Зачатия, из-за спора с 
заказчиками остававшегося пока в мастерской, хотя другие ученики и сотрудники, 
как ни пялились, ничего подобного не усматривали.

Если птицу с приподнятыми разведенными крыльями толковать метафорически как 
отражение характера человека и его целей, знак в этом роде следует признать 
подходящим для Мастера: высказываясь с насмешкой и осуждением, Леонардо недаром 
говорил, что многие живописцы, кого бы ни изображали, портретируют самих себя и 
что, мол, в этих фигурах полностью видны движения и манеры их творца. Однако же 
зеркало бывает кривым или показывает изображение вверх ногами. Так, происходя 
из состоятельного миланского семейства, Больтраффио был с детства изнежен и в 
разговорах с людьми робок и деликатен, но в манере рисовать и писать красками, 
когда выкладывал здание из грубого материала или громадных камней, выступал в 
виде человека простого и мужественного. А вот Марко д'Оджоне, чье воспитание 
было вполне деревенским и сам он отличался свойственной простонародью прямотой 
выражения, прежде других и успешнее перенимал от Леонардо сфумато или рассеяние,
 которое тяжестью его руки, кажется малопригодной для исполнения подобных 
тончайших вещей, еще размягчалось. И тут характер показывает себя в 
произведении как бы вывернутым наизнанку.




17


При демонстрации мускулов и их местоположения, начала и конца ты ничего не 
сделаешь, кроме путаницы, если сперва не сделаешь демонстрацию тонких мускулов 
в виде проволок и таким образом сможешь расположить их один поверх другого, как 
расположила природа. И не забудь сделать проволоки, представляющие мускулы в 
тех местах, в которых находятся срединные линии каждого мускула.

– Неудивительно, – говорил Марко д'Оджоне, – что Мастер так хорошо знает мышцы 
и кости лошади и все ее движения, если предпочитает обществу людей общество 
животных и питается кониной, как турки, от которых он заимствовал способ письма.


Марко возводил на Леонардо напраслину, и его ложные утверждения не что другое, 
как проявление дурного характера. Действительно, живодер иной раз привозил в 
Корте Веккио тушу павшей лошади или ее часть, прикрывая груз рогожей, чтобы 
избежать постороннего глаза и праздных разговоров. Но мало кто знал, что, когда 
из трубы заброшенной герцогской кухни идет дым, значит, в котле вывариваются 
кости, необходимые для анатомической демонстрации. В то время дурной запах, 
распространяясь в помещении, проникал также во двор и оттуда на улицу, а это 
никому не могло понравиться, – разве только прикармливавшимся в Корте Веккио 
собакам и бродячим кошкам, хотя если за небольшое вознаграждение сюда приносили 
всякую падаль, то среди прочего попадались и мертвые их сородичи. Приносили 
также ворон, а однажды запыхавшийся от усилия крестьянин притащил в мокром 
мешке множество ракушек, пустых и с устрицами, поскольку ему сказали, будто бы 
Мастер интересуется ископаемыми, – этот простак добывал их в песке на речных 
отмелях. Спустя время ракушки стали распространять зловоние, и Мастер велел их 
снести в приготовленную яму и засыпать землей. Язвительно отозвавшись о такой 
процедуре, как о похоронах, Марко заметил, что, дескать, вместе с ракушками 
похоронены и драгоценные знания о них, оказавшиеся недоступными из-за 
невыносимого запаха, препятствующего даже настолько отважному исследователю, 
как Леонардо. Но Мастера нелегко было смутить, так как он никому не уступал не 
только исключительным терпением к запахам, но и в остроумии.

Когда после длительной варки с костей оползали волокна мышечной ткани и они 
оголялись, Леонардо велел их сушить и отбеливать на солнце. Очищенные от хрящей,
 также доступных гниению, отбеленные и оглаженные стальными гладилками и