В этом сне  арабский юноша  был  как бы  двойником того  гордого араба,

который проехал мимо  нас, не склонив головы. Будучи обитателем  касбы, этот
персонаж воплощал самость, а точнее, был вестником и представителем самости.
Касба,   из  которой  он  вышел,  представляла  собой   безупречную  мандалу
(цитадель, окруженная  с  четырех  сторон  стеной  и  с  воротами на  каждой
стороне).  То, как  мы с ним боролись, напоминало  борьбу Иакова с  ангелом;
если  провести параллель с  Библией - он был как ангел  Господень, посланник
Бога, пожелавший наказать человека за незнание.
     Ангел, собственно, должен  был  "вселиться"  в меня,  но он  знал  лишь
ангелов  и ничего не понимал в людях, поэтому он вначале  напал на  меня как
враг,  однако  я  выстоял. Во второй  части сновидения я  сам стал  хозяином
цитадели,  и  ангел сидел  у моих ног,  ему пришлось  учиться понимать меня,
постигать человеческую природу.
     Знакомство с арабской культурой в  буквальном смысле подавило меня. Эти
люди,   живущие   во  власти  чувств  и   страстей,  не  склонные  к  долгим
размышлениям,  в главном  для  себя  опирались  на  те  исторические  уровни
бессознательного, которые мы в себе преодолели или  думаем, что  преодолели.
Это  как  тот детский рай,  от которого мы  отлучены, но  который при  любой
возможности напоминает  о себе. Воистину, наша  вера в  прогресс таит в себе
глубочайшую  опасность: предаваясь все более иллюзорным мечтаниям о будущем,
наше сознание неотвратимо погружается в свое прошлое состояние.
     Но правда и то,  что детство -  которое  из-за  своей  наивности,  мало
осознает   себя   -  способно   создать  совершенный  образ   целостного   и
самодостаточного человека во всей его неповторимости. Поэтому взгляд ребенка
и  первобытного человека  может  пробудить  у  взрослого  и  цивилизованного
человека какую-то тоску, какие-то желания, стремления  и потребности,  ранее
невостребованные, свойственные той части  личности, которая была  подавлена,
затерта, загнана внутрь.
     Я разъезжал по Африке, пытаясь обнаружить нечто  такое, что в  каком-то
смысле обретается  по  ту  сторону европейского  сознания. Подсознательно  я
хотел найти ту  часть  своей индивидуальности,  которая  затушевывалась  под
влиянием  и  под  давлением  европейского  образа  жизни.  Она,  эта  часть,
бессознательно противостоит моему стремлению  подавить ее. В соответствии со
своей природой она  стремится погрузить  меня в бессознательное (утянуть под
воду) и  тем самым  погубить,  но благодаря своему знанию  я в  состоянии ее
осознать и обозначить, в состоянии  отыскать взаимоприемлемый modus vivendi.
Темный цвет  кожи  араба указывает  на  то,  что  он - "тень", но  не  моего
сознательного "я", а в  большей  степени  этническая,  то  есть  тень  некой
целостности, составляющей мою личность, моей самости. Как хозяин касбы, этот
араб  был тенью моей самости.  Европеец  живет  в согласии со  своим  ratio,
отметая тем самым  большинство  человеческих проявлений, и  почитает это  за
благо, не замечая, что достигается оно ценой жизни во всей ее полноте, ценой
собственной личности - утратой ее целостности.
     Сон  объясняет,  какое влияние  оказало  на меня знакомство с  Северной
Африкой.  Прежде  всего  не  исключено  было,  что  мое европейское сознание
подвергнется неожиданным и мощным атакам бессознательного. Но на самом  деле
я  ничего  подобного  не испытал, наоборот, я всякий раз  убеждался  в своем
превосходстве, и  жизнь на  каждом  шагу  напоминала мне, что я европеец.  К
этому я относился как  к неизбежности, ведь между мной и аборигенами  всегда
существовала  некая  дистанция,   некое   отчуждение.  Но   тот  факт,   что
бессознательное  столь  явно принимает этот чуждый мне порядок вещей, явился
для меня неожиданностью: я не  был  готов к  подобному конфликту, который во
сне возник в сюжете об убийстве.
     Истинный характер этого расстройства я понял лишь несколько лет спустя,
оказавшись  в  тропической Африке. Здесь я впервые почувствовал,  что значит
"going black under the skin" (почернеть под кожей, т.е.  в душе.  -  англ.
),
эта подстерегающая  каждого  европейца опасность потерять себя -  опасность,
еще  не  вполне осознаваемая  нами.  "Там,  где опасность,  там,  однако,  и
спасение"  -  эти  слова  Гельдерлина  мне  часто  вспоминались  в  подобных
ситуациях. "Спасение" заключается  в  нашей способности осознать, чего хочет
темная сторона нашей личности, и в  этом нам помогают  предостерегающие сны.
Они говорят, о присутствии  в каждом из нас некоего "существа",  которое  не
только пассивно принимает  подсознательные импульсы, но и  само переходит  в
наступление, рвется в  бой, - это и есть тень нашего  "я". Также как детские
воспоминания могут  неожиданно  завладеть  сознанием,  вызывая  столь  живое
чувство, что мы вдруг  ощущаем себя перенесенными в мир детства, так и этот,
иной  и  чуждый нам, образ  жизни  будит  архетипическую  память  о прошлом,
которое мы, казалось,  совершенно  забыли. Это воспоминание  о потенциальных
возможностях, отринутых цивилизацией, но мы воспринимаем  их как своего рода
примитивный опыт,  как некий варварский пережиток,  и  предпочитаем забыть о
них.  Но как  только это  напоминает о себе, провоцируя конфликт,  мы как бы
сознательно взвешиваем обе возможности: одну - реально проживаемую, другую -
забытую. И тогда становится ясно: утраченное  не всегда может найти слова  в
свою защиту. В структуре психики, так же как и в экономике, нет ничего,  что
совершалось бы механически, все связано со всем, все имеет цель и  смысл. Но
поскольку сознательный разум  не может охватить  и осветить  всю структуру в
целом, он, как правило, не  может  понять и этот смысл. Поэтому мы вынуждены
опираться  только на наши  знания  об этом и надеяться, что в будущем ученые