цивилизации  новый толчок.  Называя  сновидения наиболее  важным  источником
информации о бессознательных  процессах, он вернул людям и науке инструмент,
утерянный,   казалось,  безвозвратно.  Он  опытным  путем  продемонстрировал
реальность  бессознательной  части души,  существовавшей  до этого  лишь как
философский постулат, главным образом у К. Г. Каруса и Э. фон Гартмана.
     В заключение хочу отметить, что  современная  культура с ее бесконечной
рефлексией еще не готова к восприятию идеи бессознательного и всего,  что из
нее следует, хотя уже почти полвека живет с нею бок о бок. Тот универсальный
и  основополагающий  факт, что психика  по сути  двуполярна, еще ждет своего
признания.


        ¶Знакомство с бессознательным§

     После разрыва с  Фрейдом для меня наступил период внутренних колебаний,
будто  я  утратил всякие  ориентиры и не  мог нащупать  почву под ногами. Но
прежде всего  мне необходимо было по-новому  подойти к работе с  пациентами.
Так  пришло  решение во  всем  опираться  на то,  что  они сами говорят,  не
связывая себя каким-то изначальным предубеждением, -  т.е. отдаться  на волю
случая.  Наше  общение сводилось  теперь  к следующему:  пациенты  спонтанно
рассказывали мне о своих снах  и фантазиях, а я лишь задавал им вопросы:  "И
что вы в связи с этим вспомнили?" или "Как вы сами это понимаете? Откуда это
пришло  к  вам?"  и  т.п. Иными словами, объяснение давал  сам  пациент, оно
рождалось   из  его  собственных   ответов  и  ассоциаций.  Я   старался  не
пользоваться  какими  бы то ни было  теоретическими  установками,  а  просто
помогал  пациентам   понять  самих   себя,  объяснить  возникающие   у   них
бессознательные образы.
     Вскоре  я  убедился,  что выбрал верный  путь,  что  сновидения следует
воспринимать именно таким образом -  как исходный материал для интерпретации
бессознательных процессов.  Естественно,  на  этом  пути  меня  подстерегало
множество  неожиданностей.  Я  все сильнее  ощущал  потребность  в  каком-то
объективном критерии, а точнее, - в исходном ориентире.
     В тот  момент  все, чего я  достиг до сих пор, предстало передо мной  с
необычайной ясностью.  Я был почти убежден, что  нашел наконец ключ к мифу и
могу теперь проникнуть в бессознательную область человеческой души. Впрочем,
что-то  мешало  мне утвердиться в  собственном  всемогуществе,  и  вот я уже
спрашивал себя, каковы мои  достижения?  Мне удалось объяснить происхождение
архаической мифологии,  я  написал книгу  о героях,  о  тех мифах, в которых
когда-то обретал  себя  человек. Но как выглядит  миф современного человека?
Можно было бы ответить, что это  христианский миф. "А переживаешь ли ты  сам
этот миф?"  - спросил  я себя. - "По правде говоря, нет.  Это не мой миф". -
"Стало быть, у нас нет больше мифов?" - "Думаю, это не так". - "А каков твой
миф? Миф, в котором ты сам живешь?" Но здесь я вынужден  был прекратить этот
диалог с самим собой - передо мной был тупик.

     В  канун  Рождества  1912   года   мне  приснился  сон.  Я  оказался  в
великолепном итальянском палаццо - с колоннами, мраморным  полом и мраморной
балюстрадой.  Я   сидел   на  золотом  стуле   эпохи  Ренессанса  за  богато
изукрашенным столом. Он был сделан из зеленого камня, похожего на изумруд. Я
понял, что нахожусь в замковой башне. Мои дети сидели рядом со мной.
     Вдруг сверху спланировала красивая белая птица, похоже, небольшая чайка
или  голубь. Она грациозно опустилась на стол, и я жестами попросил детей не
двигаться, чтобы  не спугнуть ее. Неожиданно птица превратилась в  маленькую
светловолосую  девочку  лет  восьми и  побежала  вместе с  детьми  играть  в
галереях замка.
     Я же  остался сидеть, размышляя над увиденным. Но тут малышка вернулась
и нежно обняла  меня,  затем  внезапно  исчезла, и  снова  появилась  птица,
которая  медленно заговорила человеческим  голосом: "Только  в  первые  часы
ночи,  когда  мой  муж  занят  с  двенадцатью  мертвецами,  я  могу  обрести
человеческий облик". После этого она исчезла в синеве, а я проснулся.
     Единственное, в чем я уверен,  - этот сон был удивительным  проявлением
бессознательного.  Но объяснить его я не мог,  поскольку не  владел техникой
проникновения в бессознательные процессы. Что  может быть общего у голубя  с
двенадцатью  мертвецами?  Изумрудный  стол  напомнил мне  историю  с  tabula
smaragdina.  Я подумал  и о  двенадцати  апостолах, о двенадцати месяцах,  о
двенадцати  знаках  Зодиака,  но отгадки  найти  не  мог.  В конце концов  я
перестал ее искать. Оставалось одно - ждать,  жить  дальше, доверяясь  своим
фантазиям.
     В их  числе  была одна - постоянная, пугающе навязчивая:  мне  являлось
что-то мертвое  и одновременно живое. Так я видел трупы  в печах крематория,
но после оказывалось, что это  еще живые люди. Эти фантазии достигли пика  и
наконец разрешились в одном сновидении.
     Я находился в месте, напоминавшем  Елисейские поля (Elyscamps) недалеко
от Арля, где есть захоронение эпохи Меровингов.  Во сне я отошел от города и
увидел перед собой аллею, с длинными рядами могил. Это были каменные  плиты,
на которых лежали мертвецы в своих одеждах, со сложенными  на груди  руками,
напоминая рыцарей в  доспехах  в старинных склепах.  Разница состояла лишь в
том,  что мертвецы  в  моем сне были  не из  камня, а  выглядели  как особым
образом   изготовленные   мумии.   Остановившись  перед  первой  могилой,  я
внимательно оглядел  мертвеца,  который  похоже, был из  30-х годов прошлого