осознает  свое   смирение  и  свое  несовершенство,  свою  зависимость,   но
одновременно и свою свободу выбирать между истиной и ложью.


        ¶Прошлое и настоящее§

     Когда я слышу  о том, что много знаю, или когда меня называют мудрецом,
принять  это на  свой счет не могу. Представьте, что кто-то пытается черпать
шляпой воду  из потока. Ну и что? Я ведь не  поток, я просто  стою рядом, но
ничего не  делаю.  Другие стоят здесь же, и большинство  из них  знает,  что
должны  делать. Я же  не  делаю ничего. Я  никогда не считал себя  тем,  кто
способен позаботиться о семенах и колосьях.  Я стою и удивляюсь тому, на что
способна природа.
     Есть  замечательная  притча о том,  как к  ребе пришел ученик и спросил
его: "В старину были люди,  которые видели  Бога в лицо. Почему же теперь их
нет?" На это ребе ответил: "Потому что нынче никто не сможет наклониться так
низко".  Нужно  лишь  слегка наклониться для  того, чтобы зачерпнуть воду из
потока.
     Меня от других отличает  то, что  я не признаю "перегородок" - они  для
меня  прозрачны.  В  этом  моя  особенность.  Для  других  зачастую  это  не
перегородки,  а мощные  стены, они  ничего за ними не  видят и, естественно,
полагают, будто там и нет ничего. Я же,  пусть  в некоторой  степени, ощущаю
то, что скрыто от глаз, и это вселяет в меня внутреннюю уверенность. Те, кто
ничего не видит, ее  лишены, они  не  различают причин  и  следствий, а если
что-то видят, то не доверяют себе. Я не могу объяснить, как случилось, что я
принял этот  поток жизни. Возможно, это было бессознательное. А может  быть,
мои ранние сновидения. Они с самого начала определили мой путь.
     Знание о том, что скрыто, что происходит за  "перегородкой", очень рано
начало оказывать влияние на формирование моего отношения к миру. В целом это
отношение и сегодня приблизительно такое, каким было в  детстве.  Ребенком я
чувствовал  себя одиноко,  и  я одинок до  сих пор, поскольку знаю и  
должен
объяснять и  напоминать людям то, о чем они не знают и в большинстве случаев
не  хотят  знать.  Одиночество заключается  вовсе не в том,  что никого  нет
рядом,   суть  его   в   невозможности  донести   до  других  то,  что  тебе
представляется  важным, или  отсутствии  единомышленников.  Мое  одиночество
началось с опыта моих ранних сновидений и достигло своей высшей точки, когда
я  стал работать  с  бессознательным.  Знающий больше других всегда остается
одиноким. Тем не менее одиночество вовсе не исключает общения, ибо никто так
не нуждается в  общении, как одинокий человек, причем общение приносит плоды
именно  там, где  каждый помнит о  своей индивидуальности,  не идентифицируя
себя с другими.
     Очень важно иметь  тайну  или предчувствие  чего-то неизведанного;  это
придает жизни  некое безличное, нуминозное свойство.  Кто не  испытал ничего
подобного,  многое  потерял. Человек должен  осознавать,  что живет  в мире,
полном тайн, что всегда остаются вещи,  которые не поддаются объяснению, что
его  еще  ждут   неожиданности.  Неожиданное,  как  и   невероятное,  всегда
присутствует  в этом мире.  Жизнь  без них была бы  неполной, скудной. Мне с
самого начала мир представлялся бесконечным и непостижимым.
     У меня было много проблем с моими идеями. Во мне сидел некий демон, что
в конечном итоге определило все:  он переборол меня, и  если иногда  я бывал
безжалостным,  то лишь потому, что находился в его власти. Я никогда не умел
остановиться  на достигнутом,  я  рвался  вперед,  чтобы  поспеть  за своими
видениями.  И поскольку  никто вокруг не мог видеть  то, что  видел  я, меня
считали глупцом, который вечно куда-то спешил.
     Я многим причинил боль. Едва я замечал, что меня не понимают, я  уходил
-  мне  нужно было  идти  вперед. Я  был нетерпелив  со  всеми,  кроме  моих
пациентов. Я следовал  внутреннему закону, налагающему на  меня определенные
обязанности  и  не  оставляющему  мне  выбора.  Впрочем,  я  не  всегда  ему
подчинялся. Но возможно ли прожить без противоречий?
     Некоторые люди были очень близки мне, по  крайней мере до тех пор, пока
существовала какая-то связь между ними  и  моим внутренним миром; но бывало,
что  я  вдруг  отстранялся,  потому что не  оставалось  ничего, что  бы  нас
связывало. До  меня с трудом доходило, что люди продолжают оставаться рядом,
хотя  им уже  нечего  было  сказать мне. Ко  многим я относился  с  живейшим
участием,  но  лишь  тогда,  когда  они  являлись  мне   в  волшебном  свете
психологии, когда  же луч  прожектора уходил в сторону, на прежнем месте уже
ничего не оставалось. Я  мог восхищаться  многими людьми,  но  стоило только
проникнуть  в  их  суть, волшебство исчезало. Да,  я нажил немало врагов. Но
ведь  любой творческий человек себе не  принадлежит. Он не  свободен.  Он  -
пленник, влекомый своим демоном.

     ...И с позором
     Насилье вырывает наше сердце,
     Ибо каждый небожитель жаждет жертвы.
     Если об этом забыл ты,
     Не жди добра.

     [Гельдерлин. Патмос.]